Богатый ремесленник Панкрат Давыдыч Уховертов только что вернулся в сообществе своего семейства от заутрени в Светлое Воскресенье.

 

 

— Христос воскрес! — воскликнул он отворившей ему двери кухарке и начал христосоваться, подставляя ей щеки, но тут же прибавил: — Чего же ты, дура, губами чмокаешь? В стихерах поется «друг друга обымем», а о целовании ничего не сказано.

— Я от чувства-с… Вот вам яичко,- пробормотала кухарка.

— Спасибо. Пелагея Дмитриевна, отдари ее парой яиц из второго сорта,- сказал он жене.

 

 

Посланные в церковь для того, чтобы освятить кулич и пасху, мальчики-ученики из церкви еще не возвращались, а потому садиться за стол и разговляться было нельзя. Это несколько разозлило хозяина.

 

 

— Вишь, идолы! Поди, остановились где-нибудь на дороге и в чехарду играют,- предположил он.- День-то великий, а то по-настоящему вихры бы натрепать следует.

— Ну, уж оставь для праздника,- остановила его жена.- Лучше я им за это вместо цельных битые яйца дам.

 

 

Около стола с яствами ходили хозяйские дети, трогали пальцами окорок ветчины и облизывали пальцы.

— Не сметь трогать ветчины! — кричала на них мать.- Кто до освященной пасхи другой едой разговляется, тот целый год хворать будет.

 

 

— Заметила, как со мной Тихонов-то сегодня за заутреней христосовался? — спросил ее хозяин.

— А что?

— Самым нахальным образом, и улыбка эдакая гордая на лице: дескать, плюю я на тебя, я теперь сам хозяйствую и вовсе тебя уважать не намерен. А ведь еще полгода тому назад у меня в мастерской работал. Ох, как люди скоро добро забывают! Да еще что! Стал со мной рядом и говорит: «Теперь ежели насчет густой позолоты, то я по своей работе в лучшем виде могу с вами канканировать». Это он-то, со мной!

— Конкурировать, папенька, а не канканировать,- заметил отцу старший сын, гимназист.

— Ну, все равно. Нет, какова дерзость-то!

 

 

— Мастеровые, папенька, христосоваться пришли и вот эдакое большое яйцо принесли! — доложил прибежавший из кухни маленький сынишка.

— Ну, скажите на милость, уж и мастеровые от заутрени пришли, а мальчишки все еще шляются! — возгласил хозяин.

— Из второго сорта яиц с мастеровыми-то христосоваться? — спросила жена.

— Конечно, из второго. Баловать не следует. Нетто они понимают? Им было бы яйцо.

— Я не стану с мастеровыми христосоваться! Ну, что даром губы трепать. Я уйду,- сказала старшая дочь.

— Марья, останься! В такие дни гордыню нужно отбросить. Наконец, при чем тут губы? Ты можешь их стиснуть, подставлять мастеровым одни щеки. Авось насквозь не процелуют.

 

 

Вошли мастеровые в новых кафтанах и сибирках и поднесли хозяину громадное точеное яйцо. Волосы их были жирно смазаны, а потому в комнате запахло деревянным маслом.

— Христос воскрес! Воистину! — послышались возгласы, и началось чмоканье, которое буквально длилось несколько минут.

Ad 3
Advertisements

 

 

Мастеровые, начиная с хозяина, переходили от старшого к младшему члену семейства. Каждый член семейства, опуская руку в корзину, вынимал оттуда яйцо и оделял их.

 

 

— Не видали мальчишек с куличами? — спросил хозяин.

— Нет, не видали. Да неужто они, стервецы, еще не пришли? Вы, Панкрат Давыдыч, слишком милостивы и кротки. Вот мы ужо с ними по-свойски!

 

 

В комнату вбежали запыхавшиеся мальчишки с узлами, в которых были куличи и пасха. Одного из них мастеровой успел уже схватить за ухо.

— Где болты били до сих пор? Мало вам завтра времени слонов-то водить! — крикнул хозяин.

— Все на улице стояли. Священники долго не выходили святить,- оправдывались мальчики.

— Вы двугривенный-то на блюдо дьячку положили ли, что я вам дал?

— Положили. Как же без этого?

— То-то. А то, пожалуй, на пряники себе ужилили. Смотрите, ведь это грех великий!

— Ей-богу же, положили.

— Ох, воры мальчишки! Только за ними не догляди! Прошлый раз у меня совсем новые голенищи пропали, и это уж их рук дело! — раздался возглас из толпы мастеровых.

 

 

Хозяин и все члены семейства дозволили по разу чмокнуть себя мальчишкам в щеки. Хозяйка между тем развязала узлы и кричала:

— Отчего освященные яйца раздавлены? Ведь я вам как есть цельные положила.

— Это не мы, это пьяный мужик какой-то. Поставили мы блюдья на тротуар, а он шел мимо, покачнулся и наступил ногой. Еще драться с нами лез, когда мы заругались,- оправдывались мальчишки.

— Ох, учить вас надо! — произнес хозяин, но тут же перекрестился, сказал «Христос воскрес», отрезал себе кулича, намазал пасхи и принялся есть.- Разговляйтесь, господа, пасхой-то, а в мастерскую потом подадут вам самовар и окорок ветчины.

— Много вам благодарны, Панкрат Давыдыч! Пускай семейство ваше прежде, а мы успеем. Куда нам торопиться? — говорили мастеровые.

 

 

Хозяин между тем налил себе рюмку водки, держал ее в руках и, обратясь к ним, сказал:

— Ну, с праздником! На гулянку я вам жертвую две красненькие! Только смотрите не пьянствовать напропалую. Что есть пьянство? В нем бо есть блуд. Так и в Писании сказано. Выпить в праздник можно. Отчего не выпить? Можно и захмелеть, но надо честно, благообразно, с молитвой и помнить о благородстве чувств. Даже и ссору я допускаю, но запивать, пропивать сапоги и одежду — это уже совсем мараль. Отчего в заграничной Европе сего не существует? А ведь и там есть мастеровой народ. Теперича драка… Отчего и не подраться, а выворачивать глаз или ставить друг другу синяки не след. Ну, что за плезир? (удовольствие (от фр. plaisir).) Даже и никакой радости нет, а просто одно срамное украшение. Благочестивый муж взглянет и скажет: «Сей человек пьяница, на нем печать беспутства». А что хорошего? И себе телесный ущерб, и другим соблазн на осуждение. Так смотрите, чтобы не пришлось мне из полиции вас выручать, а на Фоминой Неделе по кабакам да трактирам вас отыскивать и одежу вашу выкупать. Засим пью ваше здоровье! Поняли? Держите себя на заграничный манер.

— Еще бы не понять! Господи! Неужто мы скоты бесчувственные? — послышалось у мастеровых.

— Ну и ладно. Позоблите куличика с пасхой да и с богом к себе в мастерскую,- закончил хозяин и потянулся к графину, дабы налить себе вторую рюмку водки.

Loading