Год назад в посёлке Янайкино была зверски убита семья Запромётовых: глава семейства Александр, его жена Валентина, и их сын Сергей, в те дни приехавший к ним из России. После убийства преступники попытались сжечь дом, но им это не удалось – прибывшие сельчане начали тушить строение, позже на место приехали пожарные. Спустя год после трагедии виновные в убийстве семьи до сих пор не найдены, а само происшествие оставило неизгладимый след на жизни местных жителей.  Источник: https://www.uralskweek.kz

 

 

Село встречает чужаков тишиной, непривычной для сельской местности. Почти не слышны крики петухов, не виден дым из труб маленьких домов, не слышны голоса сельчан. Редко на улицах можно встретить местных, идущих куда-то по своим делам. Доезжаем до магазина «Яик», которым раньше владела семья Запромётовых, и перед глазами встаёт удручающая картина – дверь здания перекрыта засовом, а на дворовой территории крупными слоями лежит снег. Невооружённым взглядом видно, что магазин заброшен уже продолжительное время, и снег перед ним никто не убирал с начала зимы.

 

 

Дом Запромётовых выделялся среди соседних – несмотря на внешне приемлемое состояние, с первого взгляда становилось понятно, что в нём давно никто не живёт. Это подтверждало и то, что к воротам банально невозможно было подступиться – снегу перед ними было буквально по колено. Тишину, до этого нарушаемую лишь воем ветра, прорезал крик петуха из чьего-то двора – первый за время нашего пребывания. Постояв ещё немного в ожидании случайных прохожих которых, мы не дождались, решаем с фотографом ехать дальше в надежде наладить диалог с кем ни будь из местных.

 

 

Одним из немногих людей, встретившихся на пути, стала женщина, бредущая вдоль дороги. Тут же на пересечении улицы была замечена и вторая, которая явно шла к ней.

— Здравствуйте, — поприветствовали мы их, и рассказали о цели нашего приезда.

 

 

Услышав о том, зачем мы приехали, одна из женщин сразу отказалась от каких-либо комментариев, посоветовав обратиться к кому-нибудь другому:

— А-а-а-а, нет, нет. Вон магазин открытый, зайдите! – показала она нам направление, сказав, что желающие поговорить могут находиться там. После этих слов обе женщины, переговариваясь между собой, пошли дальше вдоль улицы.

 

 

В магазине без названия (имелась только надпись «продукты» на входе) кроме продавщицы, на вид лет 30-ти, никого не оказалось. Оплачивая покупки мы, пользуясь случаем, всё-таки спросили у неё о жизни в посёлке спустя год после случившегося. Ответ её был кратким, и создалось впечатление, что ворошить прошлое ей было неприятно.

— Страшно нам, а куда деваться? – бросила она, а после сказала, что найти людей можно в ещё одном магазине, открывшемся совсем недавно.

 

 

По пути во второй магазин нам удалось встретить мужчину, спешившего, как выяснилось, на работу. Тем не менее, услышав причину нашего визита, тот, не останавливаясь, начал говорить, хоть и с явной неохотой.

— А как вы живёте в посёлке спустя год после трагедии с семьёй Запромётовых? – спросили мы у него, спешно следуя за ним.

— А как мы живём? Так и живём, как ещё жить. Куда деваться-то? – словно слегка передразнивая, отвечал тот, не сбавляя шага.

— А не боитесь ли вы после случившегося за свою жизнь? Не страшно ли вам? – не отставали мы от него.

Мужчина в ответ на этот вопрос лишь усмехнулся.

 

 

Местный житель, идущий на работу, поспешил закончить диалог

— Кому мы нужны? К кому будем обращаться? Не к кому же, — добавил он, и, бросив нам «мне некогда», ускорил шаг и ушёл.

 

 

Во втором магазине (тоже без названия – и тоже с табличкой «продукты») ситуация сложилась ещё более плачевно – услышав фамилию «Запромётовы», продавщица наотрез отказалась обсуждать эту тему.

— Я по этой теме ничего не скажу, — с некоторым раздражением ответила молодая женщина. — Вы оплачивать будете? – лишь спросила она, указывая взглядом на пачку чипсов, которые мы решили купить. На вопрос о том, могут ли её сменщицы, сидевшие в конце магазина, рассказать нам о жизни в посёлке, та ответила сухое «нет».

 

 

На выходе из здания мы наконец-таки встретили человека, согласившегося на диалог — вдоль дороги шла пенсионерка в коричневой куртке. Представившись ей и объяснив причину приезда, мы ожидали очередного отказа, но нет – вопреки ожиданиям Флюрия Третьяк  решила ответить на наши вопросы.

 

 

— Здесь я 23 года живу. После трагедии моя жизнь не изменилась. Какой может быть страх? Я пенсионерка, никуда не выхожу, кого мне бояться? Ну у тех, кто на окраинах живёт, может какой-то страх и появился. У кого есть скотина, может быть из-за неё. У меня есть и дети, и внуки, и за них я не переживаю. Я так думаю – живи хорошо, и к тебе будут хорошо относиться, — спокойно ответила женщина.

Ad 3
Advertisements

 

 

Флюрия также подтвердила, что знала погибшую семью.

— Я в основном общалась со старшим поколением, сына я их вообще не знаю. Нормальные люди [были], в магазин к ним ходила, когда к ним обращалась в своё время за сеном или трактором, никогда мне не отказывали. Полиция свою работу выполнила неплохо. Они всех обходили, все дома, ничего плохого о них сказать не могу. Местные всегда были осторожными – я, когда сюда переехала, на себе это испытала. Но после трагедии ничего особо не изменилось. Всё тише стало наоборот, краж стало меньше, — внезапно добавила она.

 

 

Флюрия стала единственной жительницей посёлка, которая без каких-либо трудностей говорила о трагедии с журналистами.

 

 

После разговора с женщиной было решено заехать к местному акиму (Янайкинского сельского округа), Аугану Алмурзину. В здании акимата располагался и кабинет участкового, однако ни того, ни другого на месте не было – аким уехал в город по рабочим делам, а участковый выехал на вызов.

 

 

Решив подождать (участкового), мы начали ездить по посёлку в надежде найти ещё людей, готовых рассказать о нынешней жизни и быте сельчан, однако каждый человек, к которому мы подходили, попросту отмахивался, не желая общаться на данную тему.

 

 

Мужчина, чинивший автомобиль, сказал, «Пацаны, не обессудьте, не люблю говорить с журналистами». Другой мужчина, даже не дослушав, молча развернулся и ушёл. Женщина перед одним из магазинов, услышав тему разговора, заохала «Нет, нет», и также предпочла не разговаривать с нами. Была ещё группа из мужчин, откапывающих из снега колесо грузовика – сначала один из них хотел дать комментарий, но услышав фамилию погибших, развернулся и ушёл, сказав, что занят. Все эти люди так или иначе давали понять своим видом – тема им неприятна, а присутствие журналистов их настораживает.

 

 

На одной из поселковых дорог, по которой мы колесили в поисках местных, мы вынуждены были остановиться – прямо по ней, заблокировав проезд, шло небольшое стадо коров. С другой стороны приближалась фигура женщины. Решив ещё раз попытать удачу, мы обратились к ней – сначала она, как и все, отмахнулась, но спустя секунду всё-таки решила высказаться. По голосу создавалось впечатление, что трагедию она перенесла особенно болезненно.

 

 

— Убийц не нашли, мы все в страхе здесь. Убийство заказное. Вечерами, конечно, после 10 из дома не выходим. Жизнь в посёлке кардинально изменилась [после убийства]. Люди после 8 часов вечера закрываются, никуда не выходят. Магазин их [Запромётовых], сейчас, говорят, в аренде. Но и он, и дом стоят закрытые. Дочь их сейчас в Самаре, из-за карантина приехать не может. Сейчас вечерами ничего, никого не слышно, — тут женщина тяжело вздохнула. В этот момент наступила почти абсолютная тишина, в которой не было слышно даже шума ветра, до этого вовсю бушевавшего в Янайкино. – Посёлок вымер как будто, — добавила она с явной нотой грусти.

 

 

…Попробовав поговорить ещё с несколькими жителями, и не добившись в этом успеха (тема трагедии, судя по всему, стала неким «табу» среди сельчан), мы решили выезжать обратно в город. Перед этим было решено дозвониться до местного акима и участкового. Те, в разрез со всеобщим настроением, сообщили, что обстановка в селе совершенно нормальная.

 

 

— Сейчас, в данный момент, обстановка стабильная. В первое время [после трагедии] была осторожность, страх [у местных жителей], но сейчас всё стабильно. По вечерам мы рейды проводим с участковыми по посёлку, смотрим чтобы дети поздно не гуляли, чтобы люди масочный режим соблюдали, чтобы чужих машин в посёлке не было. Освещение, вот, стараемся проводить на каждый проулок. В данный момент сильных жалоб или тревог [среди населения] нет. Жители [стали] более осторожные, чем раньше, — поделился Ауган Алмурзин своим видением ситуации.

Он также обмолвился, что в рамках следствия жителям посёлка провели дактилоскопию – у многих сняли отпечатки пальцев.

 

 

— Там все ходили же [у дома Запромётовых], думали, что просто пожар. Насчёт того, у всех ли сняли отпечатки, не знаю, но точно у многих [сняли отпечатки]. Много люди наговаривают – может со страха, может специально, но на данный момент обстановка стабильная, — добавил аким.

 

 

Местный помощник участкового по Янайкинскому сельскому округу Аслан Кубаев, заступивший на должность месяц назад, также заверил, что ситуация в селе стабильная, и никакого напряжения среди жителей не наблюдается.

 

 

Уже в Уральске, пресс-служба ДП ЗКО предоставила актуальную информацию по делу об убийстве семьи Запромётовых.

«Незамедлительно по выдвинутым версиям и возможным мотивам совершения данного преступления были проведены комплекс всех необходимых общих и специальных мероприятий, направленных на раскрытие, однако положительного результата пока не добыто, в связи с чем, преступление пока остается нераскрытым.

 

 

Несмотря на это, работа продолжается, однако согласно требованиям ст.201 УПК РК сведения о проведенных мероприятиях по его раскрытию, а также данные досудебного расследования разглашению не подлежат.

Ход и результаты расследования находится на постоянном контроле руководства ДП ЗКО и МВД РК» — сообщили в ответе.

 

 

В ведомстве добавили, что за прошедший год в сельском округе было совершено 9 преступлений, из которых нераскрытыми на данный момент остаются 3, одним из которых и является тройное убийство в Янайкино.

 

 

Алексей Воробьёв, фото Артёма Букреева.

Loading