Какая она, российская глубинка, – неумытая, бедная, отчаянная? Или светлая, полная жизни, любви и силы? «Свидетель» посмотрел на деревенскую жизнь глазами фотографа Валерия Кламма. Источник: http://svidetel24.info
— В своё время я заразился идеей путешествия в те места, где живёт простота, — рассказывает Валерий Кламм. — Сам я городской житель и ничего такого в моём детстве не было, кроме деревенских каникул у бабушки. Но где-то в глубине души я люблю лирические истории про «маленького» человека. Мне не интересны капитаны бизнеса или герои журналов про успех. Мне важны народные «художники по жизни», которые со своей реальностью делают что-то необычное. Это могут быть и дауншифтеры, которые переезжают из мегаполисов в более спокойные и дальние места, находя там новые возможности и вызовы, а также больший вкус к жизни. Но, прежде всего, это те, кто родился в деревнях, и кто не готов променять эту жизнь ни на какую другую.
Мне всегда хотелось дистанцироваться от новостной скоротечности, преодолеть стереотипы рассказов о российской провинции, чтобы показать силу простой жизни.
— Что вам больше всего запомнилось и запало в душу из ваших путешествий?
— Те, кого называют провинциалами с уничижительным оттенком, в действительности самодостаточные люди. Иногда они живут очень просто, но полны достоинства, бодры, искренне радуются жизни, справляются с трудностями, растят умных и сильных детей.
Часто работа над какими-то сюжетами перерастает в дружбу с их героями. Например, в Ордынке я познакомился с Борисом Белкиным, который получил отличное театральное образование в Москве, но на тот момент уже 14 лет руководил народным театром «Фортель», где играют учителя, социальные работники, слесари. Когда я спросил Бориса Натановича о его карьере, он ответил: «Есть у российских интеллигентов такая духовная практика – просветительство».
Как-то раз я приехал в село Северное Новосибирской области и пошёл знакомиться с директором местного клуба. Захожу в кабинет: евроремонт, стол, шкафчики, мужчина в пиджаке с голубыми глазами и крестьянским загаром. Начинаю быстро, пока он не рассердился, рассказывать, кто я и зачем здесь.
А он: «Погоди, погоди, не говори много. Давай я тебе лучше спою».
Мы отсели от стола, он расслабился, «улетел» куда-то и так зазвучал! Это была колыбельная, которую он пел своему сыну.
Украинцы, белорусы, русские с их песнями несут в себе славянский драйв, под которым я понимаю удивительную широту эмоционального диапазона. Какой-нибудь городской менеджер в пиджаке всё выверяет, просчитывает, многое себе не позволяет, и, соответственно, в нём многое отмирает. А там такая полярность эмоций! Человек начинает с тобой говорить, тут же без зазора переходит на пение, тут же рассказывает байку и смеётся, тут же что-то вспоминает и плачет… Этот кипяток – это удивительно.
Вне политики и гламура
Беседуя о личных впечатлениях от современной деревни, нельзя не спросить собеседника о негативе, с которым любят представлять наши сёла некоторые журналисты и фотокорры: мол, все пьют и работать негде.
— Мне изначально не была интересная «тёмная сторона луны», – отвечает Валерий Кламм. — Я не ищу негатив специально, и он меня не находит. Что касается пьянства в деревнях, я сам видел и многие мне говорили: те, кому было суждено сгореть от водки, уже сгорели. Так что беспробудно пьющей деревня если и была, то выровнялась. Выжили трезвые, сильные и спокойные.
Люди заняты простыми делами на своей земле. Кто-то работает вахтами-командировками на выезде. Во многих сёлах очень важные смысловые центры местной жизни – это школы.
— Как воспринимают нашу провинцию ваши иностранные коллеги?
— На мой взгляд, стереотипы — что такое глубинная Россия и как её надо снимать — живут в мозгах так называемого экспертного сообщества: бильд-редакторов и фотографов с зашоренным сознанием. А более тонко настроенные профессионалы ищут именно такой материал, как в «Родинках».
— Вы снимаете людей разных народностей. Насколько остро, на ваш взгляд, стоит национальный вопрос вне крупных городов России?
— Я не работаю на поляне политических раскладов, где национальность и идентичность – некая карта в игре. Меня интересуют традиции, обряды, культуры, и тут вряд ли можно говорить о противоречиях, скорее о разнообразии.
Каждый народ поёт своим уникальным голосом в глобальном хоре, но в каких-то глубинах у нас всех есть что-то очень созвучное. К сожалению, яркость традиции тускнеет с уходом поколений их носителей, сменой уклада жизни. В конце этого лета мы были на Алтае, и люди говорили, как хорошо, что мы хотя бы сейчас это поймали, потому что через пять лет многих вещей уже не будет.
В ауле Карасарт Карасукского района на границе с Казахстаном мы снимали Курбан-байрам, праздник жертвоприношения. Несколько дней казахи-мусульмане ходят по гостям – за день нужно посетить не меньше семи домов, везде поесть… В деревне из ста дворов живёт одна русская бабушка, которая отмечает мусульманский праздник вместе со всем селом, а казахи её потом с Пасхой поздравляют. Во многих местах дружба и общинность сильнее национальных обычаев, а где-то и в пределах одного народа все между собой ругаются.
Когда мы путешествовали по Енисею (фотоэкспедиция в 2003 году), было заметно, как даже соседние поселения отличаются между собой по духу. В одной деревеньке люди бодрые, всё у них хорошо, а через тридцать километров – всё плохо и уныло. У тех и этих людей один лес, одна река, одни обстоятельства, но внутренняя суть разная.
…На фотографиях Валерия Кламма – дети и бабушки, праздники и будни, артисты и работяги – и каждой из них отражено что-то, что мы, городские жители, забыли или потеряли.
Екатерина Шрейбер.
Фото автора и Валерия Кламма.
