В начале мая был введен режим чрезвычайной ситуации в Нижнеомском районе Омской области. Деревни здесь просто отрезало от большой земли. Дороги превратились в размывы, через которые неслись потоки воды. Они достигали восьми метров в ширину и трех в глубину. Как пережили потоп почти 600 человек, попавшие в ЧС, и что изменилось после ее отмены? Источник: https://www.sibreal.org
– Никаких неудобств чрезвычайная ситуация нам не доставила. Никаких! – строго говорит Светлана Шубина, глава Новотроицкого поселения. – Заливает нас не первый год, правда, но такой ситуации, чтоб смыло дороги между Новотроицком и деревнями Радищево, Петропавловкой, Воскресенкой, еще не было. Стихия, что сделаешь! Но все меры были приняты, бригада МЧС работала, хлеб возили, медикаментами обеспечивали. Работала танкетка для доставки людей и грузов. Вертолетные площадки для санавиации построили, людей в больницу доставляли. Сейчас уже все отремонтировали, дороги обновили.
Добраться из деревни в деревню можно было только пешком. «Танкетка», как прозвали местные жители гусеничный плавающий транспортер ПТС-М, предоставленный МЧС, перевозила через промоины. У 56-летней жительницы деревни Радищево Нины Завьяловой как раз такая нужда возникла. В воскресенье, 28 апреля, собрала гостинцы детям – молоко, сметана, курица, чтобы доставить в Новотроицк, за 10 километров.
– Оттуда знакомые предприниматели обещали переправить сумку в город: собирались за продуктами для магазина, – рассказывает она. – Ну и пошла. Грязно, конечно, но всю жизнь в грязи живем: автобус до нас редко доходит. Все время бегаем до Новотроицка. И за пенсией в банк, и за почтой, и на прием – фельдшерско-акушерского пункта в Радищево нет. Я даже телефон с собой не брала, думала, быстро обернусь, да и чтоб сотовую связь у нас поймать, это постараться надо.
Быстро не получилось – на обратном пути, километра за 4 до родного Радищева, Нина Завьялова сломала ногу. На пустынной полутемной дороге оставаться было нельзя, и она поползла, отталкиваясь руками по грязи. В ту ночь температура воздуха опустилась до 3 градусов ниже нуля.
– Слава Богу, лисы меня не унюхали – их тут много кругом, и бешеные бывают, – неумело крестится она. – А вот когда лось заорал, затаилась: рогами подденет – костей не соберешь. К утру до первого дома доползла, руки и коленки в кровь стерла. Деревенские меня увидели, тележку пригнали, ровно в 7 утра в дом завезли. Отмылась, опять в тележку, а там уж на танкетке почти до райцентра, где скорая ждала.
Глава Новотроицкого поселения Светлана Шубина считает, что Нина Завьялова виновата сама:
– По своему желанию, по своей прихоти пошла, – возмущается она. –Объявлен режим ЧС – надо дома сидеть.
Соседка Завьяловой, Екатерина Донских честно пыталась сидеть дома. Трое внуков, за каждым глаз да глаз: мать их работает на Севере вахтовым методом. Но 12-летний Димка горел огнем и жаловался на боль в животе.
– Фельдшер только в Новотроицке, время нерабочее, как ей домой звонить, не знаю, – Екатерина будто заново переживает случившееся. – Побежала к соседям. Дозвонились, медичка заохала, давай главу поселения искать, а та – машину, чтоб Димку до промоины доставить. Повезло еще, что эмчээсники от нас недалеко были: как раз с танкетки хлеб для Радищева разгружали. На этом танке Димку поближе к Нижней Омке отвезли, а оттуда сразу в областную больницу, потому что от тряски аппендицит лопнул, перитонит начался. Обещали по губернаторскому телеканалу, что в случае необходимости санавиация будет, только мы вертолетов этих не видели. Потом еще двоих взрослых так же вывозили.
Вертолетов в МЧС Омской области нет: чтобы их привлечь, как объяснили в ведомстве, нужно обращаться в соседние регионы. Делать это должно Министерство здравоохранения, оплатив при этом услугу. На трясущемся танке оказалось быстрее, а перитонит удалось купировать. Долго Димка отлеживаться не стал: как ЧС кончилась, так и поехал в школу – и без того пропустил много.
Два десятка радищевских ребятишек перестали учиться еще за две недели до введения режима ЧС: добраться до Новотроицкой средней школы, куда свозят детей с окрестных деревень, было уже невозможно. А что такое дистанционное обучение, здесь не слышали – интернета нет. Нина Завьялова в районной больнице тоже не задержалась: потаскал ее брат на закорках по этажам – пандусов не предусмотрено, ногу загипсовала да и написала отказ от госпитализации.
– За хозяйство сильно волновалась: корова, два нетеля, свинья 13 поросят принесла, куры. Муж умер три года назад, дети с внуками в городе, ради них и держу хозяйство. Кто за ним ухаживать будет? Сейчас соседки помогают, хоть командую, кому чего дать. Отдых мне вышел – за всю жизнь на лавочке столько не сидела. Да и вообще – по сравнению с радищевской лошадью мне еще сильно повезло.
Радищевская лошадь имеет прямое отношение к Александру Николаевичу Радищеву: в 1791 году он проезжал старым екатерининским трактом через заимку, которой прежде была деревня Радищево. Ни по дороге в Илимский острог, ни на обратном пути в обозе, который вез писателя в ссылку, судя по его «Запискам из Сибири», ни одна лошадь не пала. Конь сдох полгода назад – его разлагающийся круп без головы торчит из колодца поблизости от обелиска, установленного в 1955 году в память о революционере и демократе. Голову оторвали местные, когда пытались вытаскивать падаль сами. Не смогли – труп сильно раздуло: упала-то кляча еще по осени, поскользнувшись на просевшей от сырости земле.
Глава поселения по поводу распространения инфекции или детей, которые могут рухнуть в ту же яму, не беспокоится, уж сколько раз обращались. Для нее савраска свалилась крайне удачно: администрация поселения отвечает за благоустройство, система водоотведения – в полномочиях районной администрации. Вот если бы конь сдох на сухом месте, это была бы проблема Светланы Шубиной, а в колодце – ответственность не ее. Благоустройством, впрочем, в Радищеве тоже не пахнет.
Обелиск, поставленный в честь Радищева, как бы делит деревню на две части – с одной стороны дорога плохая, с другой – еще хуже. Наталья Дежкина, бывшая заведующая местным Домом культуры, довезла мужа из областного онкоцентра как раз до памятника.
– Пешком поволочемся, что делать-то, – машет она рукой. – Дальше и на велике не проехать: мальчишки их на руках сюда тащат. Двадцать четыре года я холила и Дом культуры, и памятник перед ним. Зарплаты все урезали и урезали, в последнее время за 1900 рублей и концерты устраивала, и полы мыла, и белила, и стирала. А девять лет назад в управлении культуры сказали, что солярку на отопление больше не дадут, хочешь работать – ставь буржуйку. Фундамент своими руками залила, печурку муж сварил, все 200 квадратных метров она и отапливала. Соберу, бывало, бабулек на праздник, выделят по полкило печенья с конфетами да винограда кисточку, а остальное, говорят, лежачим отнеси. Все соленья-варенья сюда перетаскала на угощения. Ну а как? У нас старики да инвалиды не бедные – у них пенсия маленькая, но постоянная, а внимания им все равно хочется, всю жизнь пахали. Только сил никаких уж не стало так работать, бросила.
Дежкина «ушла в бизнес» – открыла магазин прямо на дому: пустующих зданий в деревне много, но на их ремонт денег нет. В ее лавке всего понемножку – крупы, масло, окорочка. Места для хранения мало, поэтому много муки перед катастрофой завезти не смогла, а во время ЧС было не на чем доставлять грузы от промоины.
– Через промоину перекидывали нам хлеб, как собакам, сами тащим, вот и все обеспечение продуктами, – вздыхает Нина Завьялова. И тут же спохватывается: – Ой, что-то много я уже наговорила, мне и так глава выговор сделала: пиаришься, как Алла Пугачева. Обидно просто, что никому мы не нужны…
От клуба после ухода заведующей за пару лет остался только кирпичный остов с крышей. Внутри выломано все – сняты полы и оконные рамы, ободраны деревянные панели.
– Дома топили нашей «культурой», – вздыхает Дежкина. – И мебель туда же пошла, и стол бильярдный. В деревне ведь остались те, кому ехать некуда, и те, кому незачем: они хоть где лодырничать будут. Меньше сотни человек теперь живет. Совхоз давно развалился, человек десять у фермера работают, бывшего управляющего совхоза, а остальные перебиваются как могут. Кто огородами, а кто пенсии со стариков тянет, пропивает. Забыли уж, как читать, только телевизор еще могут смотреть. У нас неграмотных знаете сколько? Клуб хоть как-то развивал… Как его разламывать начали, я сразу в районное управление культуры звонить стала: давайте, мол, что-то делать; участковый раз в полгода из района приезжает. И когда школу начальную закрывали, просила, чтоб архивы сохранили: бывший директор собирал историю села, воспоминания старожилов, знавших о Радищеве со слов прадедов, хотел музей организовать. Никому не надо, все выбросили. Только памятник поселение в приличном состоянии поддерживает: он государством охраняется. В отличие от людей.
«Там война, а разруха у нас»
В Новотроицке, центре поселения, к которому относится Радищево, печать запустения не столь отчетлива: у школы стоит «газелька» для развоза детей по деревням, перед развалинами клуба пацаны гоняют мяч, в одной комнатке бывшей больницы, состоявшей прежде из нескольких корпусов, принимает фельдшер. Магазина целых два, и не на дому, как в Радищеве, а в отдельных помещениях.
– Мы продукты за месяц только раз завезли, – рассказывает Ольга Попеченко, хозяйка магазина в старом вагоне.– В соседний, правда, два раза доставляли, ну так его сноха главы поселения держит. Им танкетку для продуктов давали аж до самой Некрасовки, это почти 15 километров от нас. А мы с мужем просили хоть через промоину груз перекинуть и до поворота три километра довезти. Он и в МЧС звонил, предлагал солярку оплатить. Только в конце концов я на лодке через промоину переправлялась: кинула на воду, с другой стороны мужчина знакомый подтянул. А когда уже с грузом возвращались, муж мост сделал: на два бревна плахи набил, задвинул на ту сторону, так и перетаскивали до самого магазина. Народ ждал, очередь как в мавзолей выстроилась: а вдруг в последний раз, никто ж не знал, что дальше.
Сейчас очередь «как в мавзолей» уже не в магазины – в Сбербанк, отделение которого в Новотроицке одно на четыре деревни. Не все, как Нина Завьялова, рисковали шлепать по потоку воды, чтобы получить пенсии и оплатить кредиты. Работает Сбербанк всего два раза в неделю, с 12 до 4 дня, так что очередь занимают с рассвета. И по нескольку дней: то компьютеры зависнут, то банкомат сломается. Раньше пенсию давали на почте, но единственная новотроицкая почтальонка ушла в прошлом году на пенсию, и больше, как говорят местные, никто связываться не хочет– это же за деньги отвечать, а ближайшая охрана – за 40 километров, в райцентре, откуда приезжает участковый – тоже единственный на все поселение.
– Это не жизнь, это издевательство, – говорит «очередница» Надежда Нечипуренко. – За все плати, а ничего ж нет! Хоть бы аптеку сделали, а то лекарства из города своим заказываем, с оказией привозят. У нас-то с мужем в этот месяц запас был, а вот диабетикам несладко пришлось – сначала друг с другом делились, потом ни у кого не стало, ждали, когда доставят. Работы в Новотроицке нету, как совхоз развалился, а выехать не на чем. Дождик капнет – и все, поплыла дорога. Автобус, бывает, и у Некрасовки высадит – идите пешком. Ну и плетемся. Сейчас по телевизору да в районной газете отчитываются, как ударно дорогу отремонтировали. Только это ж не дорога! Еще хуже, чем до ЧС, стала.
Дорогу отремонтировали странно: судя по окружающему ее пейзажу, материал для строительства далеко не искали – рыли почву на относительно сухих местах и ссыпали на трассу.
– Она ж мягкая вся, едешь, и проседает под тобой, – 35-летний Константин Немов изучил путь от Новотроицка вдоль и поперек: через день его возят на скорой в соседний Калачинск на гемодиализ. – Пока ЧС была, пришлось к сестре в город уезжать, отсюда ж не выбраться. А сейчас лучше, что ли? В 8 утра уезжаю, в 9 вечера возвращаюсь. Гемодиализ и так штука тяжелая, а еще растрясет, день отходишь, а утром опять ехать. Бросил бы эту дыру, но как: ребятишек двое, пенсия по инвалидности 16 тысяч, кредит на жилье не дадут, а у нас дома никто не покупает – кому надо-то, если до них не добраться? В прошлом году и то лучше дорогу делали: щебенки не насыпали, конечно, но хоть мусор со свалки привезли. Битое, ломаное, опасно для колес, зато потверже. А нынче того и гляди, что провалишься вместе со скорой.
Константин как в воду глядел: 23 мая, через неделю после ЧС в отремонтированную дорогу между Нижней Омкой и Новотроицком по самую кабину провалился грейдер, о чем сообщила общественная организация «Гражданский патруль». По факту некачественного ремонта правозащитники обратились в администрацию района и прокуратуру Омской области.
– А мы тут при чем? – сильно удивился заместитель главы Нижнеомского района Олег Кузнецов. – Это областные дороги, не наши, мы не имеем права вкладывать в них деньги. Просим помощи у правительства, но вы сами попробуйте, каково это.
В областном правительстве, вероятно, не сразу сообразили, что размытые дороги Новотроицкого поселения входят в их зону ответственности. Случай, когда межпоселковые дороги имеют областное значение, действительно редкий: постарался Сергей Маслюков, руководивший Новотроицким поселением до 2010 года, понимая, что самим не справиться.
– В 2001 году еще добился этого, – объясняет он. – Моя задача была остановить разруху и отток населения. У нас вон больница – с грязелечебницей, со стационарами – развалилась только потому, что врачи на пенсию ушли, а молодые ехать не захотели. Жилье бы нашли, но дороги… Сами подсыпали потихоньку. Развалин вон сколько – и фермы, и МТС, бери не хочу. Надеялись, что область отремонтирует по-человечески: денег-то у нее больше. Но ведь даже никакая комиссия не приехала, со старожилами не поговорили, не изучили, как и чем ремонтировать, где трубы проложить, чтобы воду отвести. Потоп-то рукотворный: возник от того, что прошлой осенью реконструировали старую, ненужную трассу, от которой мы в свое время отказались. При этом старую, но действующую систему водоотведения напрочь разрушили. Воде уходить стало некуда: накопилась и хлынула, размывая все на своем пути.
Комиссии не было, но еще в начале ЧС губернатор области Александр Бурков отправил в Нижнеомский район министра экологии как раз для выяснения причин потопа: логика подсказывает, что если местность заливает не первый год, то ученые должны разобраться, как избежать повторения. Илья Лобов быстро выяснил, что это не входит в его полномочия, честно признавшись:
– Дорогами я, конечно, заниматься не буду. Гидрогеологические исследования должны проводить организации, которые занимаются строительством и ремонтом. Наши полномочия связаны с негативным воздействием на объекты – но если это воздействие происходит от водоемов областного значения. В данном же случае мы имеем верховой поток воды с российских болот, даже не из Омской области.
Похоже, что «радищевская лошадь» – не просто кляча, упавшая в колодец, а некий символ. Александр Радищев через века видел, когда писал: «Сегодня умное, завтра глупое будет в моде. Земледелие умрет, орудия его сокрушатся, нива опустеет и бесплодно зарастет злаком, поселяне, не имея над собой власти, скитаться будут в лености, тунеядстве и разъедутся. Чуждо будет гражданам ремесло, торговля иссякнет, великолепные здания обветшают…»
– Земли-то много, – фермер Виктор Попеченко разводит руками. – Рабочие места в поселении, кроме бюджета, даем только мы – фермеры. Но осталось нас всего двое. Потому что дороги – это сплошные убытки. Третий год поля под затопление идут. В прошлом году из-за этого на 7 миллионов улетел. Надоело: не одна ситуация, так другая, всю жизнь в режиме ЧС. Ну, и мы уедем, а кто останется-то? Я вот что не понимаю: Сирии помогаем – нужно, наверное. Только там война, а разруха у нас.
Мария Ильина.
