Доехать до Урмана оказалось не так просто — путь через Зыково и Маганск занял 100 км, из них половина — по гравийной обледенелой дороге. Там держим скорость не больше 40 км/ч.  Источник: https://ngs24.ru

 

 

Урман —  всего 4 улицы. По последним подсчётам, там проживает 117 человек. Типичная русская деревня: богатых коттеджей, красивых заборов здесь нет. Половина деревянных домов пустеет, доживая век с выбитыми дверьми и окнами.

 

 

Заехав в деревню, мы остались без связи. Сигнал сотовых операторов здесь не ловится совсем. Проезжаем прямо и видим первый звонок из прошлого — женщина звонит по таксофону. В дома, как оказалось, тоже можно провести телефон: 12 тысяч за установку и ещё по тысяче рублей каждый месяц за обслуживание. Звонки по карточкам многим обходятся дешевле.

 

 

Телевизор без спутниковой тарелки показывает только 2 канала: Первый и «Россию». С тарелкой можно выйти и в интернет: «Интернет такой, какой в Красноярске был лет 15 назад. Через раз грузит».
Отопление в домах печное. Воду набирают в проруби в реке или из колонки во дворе.

 

 

Местный магазин для сельчан — центральное место встречи. Сюда раз в месяц привозят почту, здесь выдают пенсию. Половину денег сельчане тут же и оставляют на еду и пиво. Ассортимент, как в красноярских павильонах у дома: продукты, соки, бытовая химия. Вдобавок к этому есть немного одежды: бельё и носки.

 

 

Владелец магазина Вадим живёт недалеко на своей даче. Часто ездит по делам в Красноярск
— Водки у нас в магазине нет. Но местные всё равно пьют много, как в любой деревне. Проблема разве найти? Или привозят, или самогон, — щёлкая семечки, делится владелец магазина Вадим.

 

 

— Вам надо было в пятницу приезжать, у нас в этот день привоз из Красноярска. Что говорить… Ещё лет 5 назад тут лучше было — и народу побольше. Сейчас тут может человек 20… половина домов-то пустые. Делать тут нечего. Выручки почти ноль. Летом дела чуть лучше: много кто на плотах по Мане сплавляется и забегает к нам.

 

 

Местные жители рассказывают, что рабочих мест в деревне только два: фельдшер и продавец в магазине. Пожилые живут на свою пенсию, молодые — либо на пенсию родителей, либо уезжают на заработки. Нередко на вахту.

 

 

— Я здесь всю жизнь прожила, — рассказывает фельдшер. — Сегодня уже дважды за водой ходила: выходишь к реке, смотришь на горы. Тут дышится легко, тут хорошо. На зарплату я тоже не жалуюсь. Озвучивать не стану, скажу, что на всё хватает. У меня высшая категория, большой стаж, плюс северные…
— Больше 30 тысяч?
— Ну нет, конечно, не столько.

 

 

Грейдеры расчищают дорогу: 2 дня по ней не могли увезти детей в школу
С дорогой и транспортом тут плохо. Пятерых детей в возрасте 8–16 лет возят в школу в 30 км от посёлка на старых «Жигулях».

 

 

«Сами понимаете, как там сесть… Два дня вот в школу не ездили, потому что сильный гололёд, машину даже с цепями тащило, дорога была не прочищена…», — рассказывает фельдшер.

 

 

Нам сегодня повезло больше — несколько часов дорогу к посёлку чистили грейдеры.
«Надо отчёт увезти в город — пойду искать машину, с кем уехать… Никакого транспорта абсолютно. Вот хоть бы раз в месяц приезжали. Мне даже медикаменты трудно привезти».

 

 

Ещё в 80-х годах жизнь здесь была  оживлённой:  клуб, детский сад, своя школа «9-летка», парикмахерская. Сейчас остались только магазин и медпункт. «Когда детей  стало мало, школу закрыли. А потом растаскали: кому окно надо было, кому шифер, кому доски. Помню уже после закрытия прихожу, а все книги из библиотеки валялись на земле — шкаф разобрали на доски».

 

 

В этой школе Любовь Николаевна проработала больше 30 лет учителем младших классов. Теперь, глядя на руины, у неё невольно выступают слёзы. Она живёт совсем рядом и видит обломки каждый раз, когда выходит из дома.

Ad 3
Advertisements

 

 

 Любовь Николаевне 76 лет. Она в посёлке старожил.
Она помнит, как во времена Советского союза в посёлке проживало больше 300 человек. По реке перевозили лес, «работы было полно». Сейчас, по её словам, рассказывать про посёлок нечего.
«Что сейчас творится, дак вообще не понимаю… И пьют много, да. Если денег на бутылку нет — занимают. Потом умрут — им простят. Воруют, даже сами у своих, по мелочи: у кого соль, у кого плиту… ».

 

 

«Конечно, когда выборы всегда обещают много. Одной надеждой и живём. Вы поймите, мы не просим что-то сверх. Но можно ведь хоть иногда машину нам прислать социальную с продуктами. Хотя бы раз, летом, чтобы подешевле купить.

 

 

Почту же даже не выпишешь! С удовольствием бы выписала, читала. Сын приехал хоть привёз журналы. А так, почта только раз в месяц. Конечно, хотелось бы, чтобы и клуб какой-нибудь построили, где можно было бы собраться, детей с Новым годом поздравить, с людьми встретиться. И транспорт — наша  беда.
Мне иногда кажется, что я в каком-то таёжном тупике, как отшельница эта, Агафья Лыкова, живу».

 

 

«Я не политик, я не знаю, как лучше. Это сложно всё. Вы поймите, нашему поколению не много же надо. Чтобы войны не было и голода. Смотрю по телевизору про Сирию, меня вроде как и не касается всё это. Но с другой стороны — может, они войну там останавливают, чтобы до нас не дошло. Жить же вроде и лучше стали».

 

 

Разрушенный старый магазин хранит в себе особенную память. На нём портреты Владимира Высоцкого и Валерия Золотухина.
«Здесь же снимали фильм «Хозяин тайги». Ой, я помню этот смешной случай в магазине», — рассказывает Любовь Николаевна.

 

 

«Приходит летом Высоцкий с ещё одним мужчиной в этот магазин. В одних трусах, мокрые, пьяные. Продавец наш на них смотрит не может понять, кто такие, начал их выпроваживать сразу. А следом за ними Золотухин в форме милицейской заходит. Продавец его не узнал, так и подумал, что милиционер. Начал на актёров жаловаться. Золотухин в образе строгим тоном ему ответил: «Разберёмся с товарищами, обязательно разберёмся». Это мы уже потом узнали про фильм, про Высоцкого. Вот память и хранили».

 

 

Заваленных домов в деревне много. А прямо за ними строятся новые дачные домики. Местные так и считают, что всё идёт к тому, что это место скоро превратится в дачный посёлок на берегу Маны. Хотя те дома, что в хорошем состоянии — с баней, с участком, с теплицей — пытаются продать здесь за 1 миллион.

 

 

Зажиточных домов в посёлке немного. Сельчане шутят: на всю деревню — полторы коровы. И указывают на дом вдалеке. Раньше Сергей много рыбачил: «Рыбу ловил по полметра, линьков. А сейчас слишком много рыбаков стало, да ещё и с электроудочками».

 

 

В отличие от многих домов, где про огород и хозяйство давно забыли, у Сергея в доме разводят куриц, петухов и цесарок. Жена с доброй улыбкой встречает нас и показывает своих цып.
— Много затрат на них?
— Да, вы знаете, жрут-то они у нас хорошо, — улыбается женщина.
Яиц от куриц зимой немного, по одному в день. Занятное наблюдения — если вы никогда не видели цесарские яйца — они чуть больше перепелиных и чуть меньше куриных. А на вкус схожи с куриными.

 

 

Мы спустились к реке, чтобы посмотреть, где набирают воду и заметили рыбака Сергея. Рядом с ним лежат два небольших хариуса и трепыхаются на льду. «Летом калымить уезжаем, зимой чаще здесь. Летом много кто на Ману из Красноярска приезжает, и все рыбачат», — говорит он и спешит домой к жене.

 

«Поздней весной из Маны лучше не пить — грязно. А зимой или как сейчас нормально. Не бойтесь». Пробую. Вода как вода, пожалуй. Наверное, такой она и должна быть: мягкая, без привкуса. Местные говорят, что можно и из колонки воду набрать, но от той воды много осадка.

 

 

Уже собираясь домой, заметили мужчин, расчищающих снег с крыши.
— Сколько дом такой стоит?
— В 2001 году брали… тогда со всеми бумагами тысяч в 50 вышел.
— А сейчас продавать дороже думаете?
— Зачем! Такая «корова» нужна самому.

 

Автор: Наталия Ермакова.
Фото: Артём Ленц

Loading