Лето… Время и повод «перетряхнуть» себя, перезагрузить. Место… Тоже важно… В деревню! К тетушке!
— Три дня, только три дня ты выдержишь там, — говорит дочь, наблюдая, как я перекладываю вещи из маленького чемодана в чемодан побольше.
— Ладно, пять, — добавляет сын.
— Вы меня не знаете, — говорю я, и мои воронежские каникулы начинаются уже в скором поезде…
— Ты приехала на восемнадцать дней? – восклицает тетушка, принимая меня на пороге её деревенского дома в ста километрах от Воронежа. – Да ты моя умница! У меня уже стоят два велосипеда, скутер… Как зачем скутер? Мы будем с тобой учиться управлять им! А ещё…
Тётушка перечисляет организационные моменты моих предстоящих каникул. Я понимаю, что нежданно-негаданно я нашла портал в детство, провалившись к тетушке за пазуху…
День первый.
Раннее утро. Сижу на качелях. Тихо. Ветер вчера вечером распоясался, сегодня не показывается — перед людьми неудобно… Тишина в деревне многослойная. Это как радуга — семицветная, а если её спектр быстро-быстро покрутить — только один цвет — белый. Так и тишина в деревне…
Птички меж собой переговариваются, планы на день строят. Кузнечики скрипочки настраивают, лениво, пока мама не слышит; гамму не осиливают полностью. Пчелы начинают пробные полёты. Мухи перебранку затеяли. Петух голос подал, напоминая, кто в доме хозяин. Соседки друг друга приветствуют. Шланг озабоченно шипит, поливая кабачки-картошку. Водонапорная башня гудит, восполняя свои запасы. Колокол зазвучал – напоминает о празднике… Издалека слышны звуки механизмов — комплекс молочный работает… Тишина…
… На закате тетушка выкатывает велосипеды. Я удивлённо таращусь:
— На ночь глядя? Куда?
— Поехали, поехали, покажу чего…
Мы стоим на обрыве, под нами – метров сорок. Внизу – долина Дона. Старица загадочно сверкает. Туман наползает. Солнце уже в домашнем халате, вот-вот дверь своей спальни откроет. Сердце ухает, душа трепещет… Красота-то какая…
— Когда хорошая весенняя вода, — рассказывает тетушка, — всю долину заливает, у того леска только макушки торчат. – Есть фотографии, — предупреждает она заранее, видя, как взлетают мои брови в порыве большого сомнения.
Вот он, Тихий Дон…
День второй.
⁃ Здраааааавствуйте! — ворота раскрылись и впустили целую компанию весёлых людей с чугунками и кастрюльками. — Мы к вашему столу со свежениной. И с жерехом! С жерехом! Объятия, поцелуи, знакомство. К тётушке приехала родня. Три поколения разных ветвей. Каждый рад другому.
Костяк родни сохранился в этом селе. Два тётушкиных брата и сестра живут здесь. Здесь родительский дом, который остался за ней и куда она приезжает каждое лето. Сюда подтягивается и молодёжь, далеко не разлетевшаяся от родного гнезда.
…Разошлись далеко за полночь, договариваясь о новой встрече, вспоминая знаменательные даты родни. Вот только не попели… Не осталось времени. Пока с шутками-смехом новостями обменялись, ночь наступила. Зато душа пела… Какой вечер!..
День третий.
— Вот здесь был рубеж во время войны. Фашисты с высоты «напирали» на Дон, наши снизу обороняли. Полегло здесь сколько… – Тетушка знает, что для меня это важно. — Но на этот берег фашисты не перешли, нашу деревню не заняли… Нашёлся солдат, который закрыл собой амбразуру фашистского дота. Раньше Матросова этот подвиг совершил. Девятнадцатилетний мальчишка из Киргизии, Чолпонбай Тулебердиев. Знал, что идёт на верную смерть. И все равно пошёл. Его могила — на вершине Лысой горы. Вооон там… Видишь памятный знак? Чолпонбая очень чтут в наших краях…
День четвёртый.
Соседка из дома напротив принесла моей тетушке уже ощипанную тушку курицы: «Угощай гостей. Да и вишни приходите рвать».
Спрашиваю у тётушки: «Ты заказывала?» «Нет, — отвечает, — это просто, по-соседски».
Просто… по-соседски… Это другая цивилизация.
… Сегодня будем варенье-компот варить…
День пятый.
Идём платить за коммуналку. У здания администрации — краеведческий сквер и сквер почёта с фотографиями именитых сельчан. Поодаль — сквер Памяти с мартирологом и Вечным огнём.
Помню, я совсем маленькой была, лет пяти-шести, увидела в сельском клубе на стенде, посвящённом участникам Великой Отечественной войны, фотографию своего деда. Дед молодой… в будёновке… На меня это произвело неизгладимое впечатление! Был дед как дед, а стал героем!
…Так, вот, скверики. А в сквериках — цветы. Сплошным ковром. Меж них аккуратно ходит мужчина с тяпкой. Пропалывает. И ничего бы удивительного, если бы я не знала, что это глава администрации. Хороший способ отвлечься от бумаг, привести мысли в порядок.
День шестой.
Нас позвала «на пельмени» тётушкина старшая сестра. Мы листаем семейные альбомы, где на каждое событие из жизни семьи, родни — фото.
Фото из детства. Родители, тёти, дяди, двоюродные-троюродные братья-сестры… Школа. Техникум. Первая взрослая, в 16 лет, фотография, сделанная в фотоателье. Свадьбы — своя, сестры, братьев, племянников, внуков… Проводы в армию… Рождение детей… Сенокос… Юбилеи… Поездки «с работой»… Целая жизнь. По таким альбомам даже неопытный сценарист к сериалу великолепный сценарий напишет… Сейчас всё в цифре — в компьютерах, телефонах… Такая зыбкая система хранения семейной памяти…
… После обеда — экскурсия по хозяйству. Бройлеры настороженно следят за нашими передвижениями, помнят, как пропал один из них «на гостинец» племяннику… Несушки, эта элита птичьего двора, недовольно косятся, побеспокоенные. На них заканчивается домашняя живность.
⁃ Это раньше мы и свиней, и бычков держали, а сейчас только огородом занимаемся.
Только! На этом огороде есть всё, что можно вырастить в Черноземье! Но скольких трудов это стоит!
… Расцеловываемся, зовём теперь к себе. Увешанные гостинцами домой возвращаемся всё же пешком. Идём, по сторонам смотрим, на «уливные» абрикосы ахаем.
День седьмой.
На четверг загадали стирку. Но, как говорится, загад не бывает богат. Вдруг захотелось сделать перестановку в доме. Полдня таскаем мебель, ворочаем ковры… Оглядевшись, довольно улыбаемся. Нравится.
…Тётушка на самом деле имеет активный художественный вкус. К чему притронется — всё преображается. И дом родительский она весь обновила-отремонтировала. Многое в доме заменила. Но вот одну дверь менять не стала. Оставила как есть, только покрасила. Отцова память. Дверь «простегана» вожжами, пуговичками пришпиленными. Я никогда не видела родителей тётушки. Но вот как возьмусь за дверную ручку, вроде как с ними здороваюсь: «Здравствуйте, Андрей Яковлевич! Здравствуйте, Татьяна Андреевна!» Светлая память!
День восьмой.
⁃ Я договорилась о рыбалке! На Дону! Поедем? — тётушка радостно восклицает в полной уверенности, что организовала замечательное мероприятие для гостьи. И начинает перечислять, что в Дону можно поймать: и карася, и плотву, и окуня, и щуку… Этих запечь, этих поджарить, этих на таранку, из этих знатная уха получится… Я делаю виноватое лицо…
⁃ Что? Не поедешь? — тётушка недоумевает, но уже готова понять и простить.
Я ей напоминаю историю из моего детства, когда поймала свою первую рыбку и расплакалась, увидев, как она висит на крючке…
… Тётушка отменила рыбалку, но не отменила кулинарный план. И сегодня в пять утра к нам в калитку постучался рыбак…
… Пропала бы я в деревне: ни курицы ощипать, ни рыбу почистить, ни домашнюю колбасу сделать.
День девятый.
День Казанской иконы Божьей матери – праздник из детства, престольный праздник в бабушкиной деревне. Ранним утром бабушка уезжала в церковь. А когда возвращалась, собирала небудничный стол. Обязательно раздувала самовар (ростом с меня!) к вечернему чаепитию. Мы с двоюродным братом караулили «на задах»: оттуда хорошо просматривалась дорога через пшеничное поле. Встречали родных. Идут весёлой толпой-колонной. У дяди Миши неизменно на плече — гармонь. Уж эта гармонь! Сыграет что хочешь! А ты — хочешь пой, хочешь — пляши.
Мы-то, дети, не пели-не плясали, мы с печки смотрели на празднество: вот закончится ужин, разговоры и начнутся песни и «танцы»… Эх, сейчас бы вошла в их круг, да уж почти никого не осталось из старшего поколения. И гармонь та рассохлась…
… Вспомнили мы всех сегодня с тётушкой… Сходили в церковь, отстояли службу, написали записочки о здравии и об упокоении… Никого не забыли…
День десятый.
⁃ Мы как будем стирать: по-городскому или по-деревенски? — спросила тётушка.
⁃ По-деревенски! — не задумываясь, ответила я, понимая, что наклёвывается квест в саду.
По-деревенски — это так: стиральная машина первого уровня весело молотит бельё в своих недрах, с озорством взбивая стиральный порошок в пену: туууудаааа… обрааатно… туудаааа… Таймер пристально следит, не давая ей разыграться. Щёлк! Пена опадает. Ты следом с удовольствием запускаешь руки в дрожащее месиво, выуживаешь вещь за вещью, отжимаешь, бросаешь в таз и несёшь его в другой «цех» — на полоскание в двух водах.
Этот процесс самый увлекательный. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда… Футболки и платья задорно мотыляются из стороны в сторону. Аааах! Взлетают над ванной, погружаются в неё и вновь — туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда… Аааах!.. Полный таз белья несешь развешивать на верёвках. Солнце пересчитывает всё поштучно.
Первая верёвка прогнулась под тяжестью белья. И тут же взмыла ввысь, подхваченная рогатиной. Бельё радостно захлопало на ветру. А машинка уже «отмолотила» новую порцию…
Мало-помалу двор наполняется разноцветными полотнищами. Ветер-тряпичник, как щенок, носится меж ними, оспаривая заслуги стиральных порошков в свежести белья.
Довольные своей работой мы с тётушкой плюхаемся на качели, она достает по пакетику семечек… Уходить со двора не имеет смысла — скоро высохшее бельё надо снимать… Такая приятная усталость в теле образовалась…
День одиннадцатый.
Солим огурцы. Подмурлыкиваем песням из радиоприёмника.
— Ты петь умеешь? – спрашиваю тетушку.
— Не умею, — признаётся она.
— Я тоже. Давай споём.
— Давай!
«На тот большааак, на перекрёоооостоооок/Уже не надо больше мне спешиииить…» Душевно получается. Или нам так кажется?
День двенадцатый.
Люди знающие дикий абрикос назовут жердель, на крайний случай — урюк. А здесь, в воронежской глубинке, его зовут ласково «жерделька»… На компот хорошо идёт, неприхотливые варенье варят. Мы с тётушкой оказались среди неприхотливых — сварили девять литров. Её старшая сестра попробовала, приятно удивилась: «Хорошая жерделька. Без прожилок. Где набрали?» Интересный вопрос.
По деревне идёшь — всюду оранжевые вперемешку с зелёным деревья. И всюду хозяева предлагают: «Приходите, набирайте!» Но! Тётушка благодарит, зная наперёд, что не воспользуется добрым предложением. И объясняет: «Когда ближние соседи предложат, это хорошо. По-соседски. Дальше нельзя… скажут, по деревне пошла…» Деревенский кодекс, однако…
А тётушке брат две коробки принёс… У него жерделька хороша, уступает сортовому абрикосу только в размерах.
День тринадцатый.
⁃Чабрец! Шалфей! Зверобой! Тысячелиственник! Полынь! Череда!..
Утомленные купанием мы идём понизу, в пойме Дона, которую он освобождает к началу лета для людей, и наперебой «узнаём» травы в лицо. Тетушка неспешно собирает их в букеты. Потом из этих трав она знатные чаи заваривает.
День четырнадцатый.
Сегодня мои каникулы закончились, хотя несколько дней ещё есть. За мной едут дети. И для тётушки теперь они стали главными. Нет, из-за пазухи она меня не вынула, но конкретно подвинула.
⁃ Пиши меню на каждый день. Как дети приедут, блинчики с мясом. Наутро — блинчики с яблочком, кашку, омлетик… А на обед — уху, картошечку с котлетками, сосисок в тесте наверчу… Не забыть из погреба арбуз с дыней выкатить…
Закончив с меню и оставшись им довольной, тётушка переводит дела в другую плоскость: покосить, вымыть, пропылесосить.
… — Дорогие наши, приехали, — шепчет она и крестится, едва свет фар вдалеке рассекает темноту. — Спасибо тебе, Господи…
… — Вот на скутере ты так и не покаталась… И не отдохнула… Заморочила я тебя с деревенскими делами. – Тётушка вздыхает.
Отдохнула – не отдохнула. Так вопрос не стоит, дорогая моя тётушка. Я снова зажглась. От твоих блинчиков-пирожков, от семейных альбомов, от наших посиделок, от горихвосток, которых до этого я только в книжке видела, от закатов на Дону… Я возродилась. По деревенскому кодексу.
Наталья Михальченкова.
Фото автора.
