В 2017 году 28-летняя петербурженка  бросила работу в архитектурном бюро и переехала в деревню. Она проводит лекции и мастер-классы в местном доме культуры и вместе с жителями хочет возродить ягодное производство на территории бывшего совхоза «Плодоягодное». За девять дней Артес собрала более 80 тысяч рублей на краудфандинге.  Источник: https://paperpaper.ru

.

Как петербурженка переехала в деревню и почему решила развивать регионы

 

 

— В какой-то момент городская жизнь приводит к размышлениям о том, что действительно важно, какую пользу ты хочешь принести миру и что после тебя останется. Примерно полтора года назад я задалась этими вопросами — и не смогла для себя на них ответить. Я поняла, что настоящие эмоции я испытывала лишь в деревне, где жила в детстве.

 

 

С рождения и до старших классов я прожила в деревне в Казахстане, у которой было два названия — Воронежское и Придорожное. Там я выращивала вместе с родителями коров и уток, работала с землей, получала еду от животных и растений — мне казалось, что я делаю очень важные вещи. Но постепенно деревня стала умирать: не стало денег, прекратилось развитие, ничего не строилось и не ремонтировалось. И мы переехали в маленький город, а после школы я поступила [в вуз] в Петербурге.

 

 

Живя в мегаполисе, я не интересовалась деревней. Всю свою сознательную жизнь я работала на руководящих должностях: в основном была директором по развитию проектов и компаний. Последнее место — директор архитектурного бюро Rhizome. Жила я в центре города, ходила по барам и так далее.

 

 

Зимой 2017–2018 года я попала в сильную аварию на трассе — казалось, что я в шаге от смерти. После этого я решила поездить по деревням и посмотреть, что с ними происходит.

 

 

Побывав в нескольких деревнях, я поняла, что города — это отдельная жизнь, отдельная страна. Здесь много удобств, но глобализация привела к тому, что мы даже не знаем, откуда к нам приходит продукт и какого он качества. У горожан нет осознанности в потреблении. А за пределами городов всё не так, как кажется: есть как свои проблемы, так и плюсы, но там комфортнее жить, если есть условия. Я решила, что мне нужно заниматься регионами — и жить в них.

 

 

Сомнений при переезде не было. Сначала я жила в Суздале и работала с создателем мясной компании «Дымов» Вадимом Дымовым. Мы занимались развитием деревни Туртино [с населением 400 человек] — разрабатывали инфраструктуру, концепцию местной фермы, — благоустройством окружающей территории и пытались привлечь туристов. Но потом проект видоизменился, и я уехала, так как решила, что  в других местах от меня будет больше пользы.

 

 

Сейчас мы вместе с молодым человеком живем в Пениках [в Ломоносовском районе Ленинградской области] у родственников. Я работаю [в консалтинге по программам социальной ответственности для брендов] на фрилансе. Это жилье на лето, потом мы хотим вместе с друзьями придумать какой-то формат, чтобы вместе жить и работать в деревне. Они тоже устали от города и хотят переехать — и с такими же идеями мне в последнее время пишут всё больше людей.

 

 

Зачем в деревне проводят лекции и организуют субботники и что о благоустройстве думают местные

 

 

— Я начала с того, что спрашивала людей о том, чего им не хватает и что они хотят, чтобы появилось в деревне. Нужно было показать, что я всерьез заинтересована и готова работать. Ведь здесь люди иначе относятся к тебе — им важны твои дела.

 

 

Сейчас мы делаем в Пениках сельский лекторий на базе дома культуры и библиотеки, в который могут приходить местные жители. Выступают городские эксперты, например основатель бюро «Футура» Илья Литвяк, [тренер по развитию памяти] Ася Шаталик, [специалисты] Общества юных архитекторов. Для жителей мероприятия бесплатные — я стараюсь пользоваться связями, которые накопились за время работы в городе. Некоторые пишут сами, все выступают бесплатно.

 

 

Первые мероприятия проходили очень сложно, потому что у сельских жителей есть определенное недоверие ко всему новому. Туда уже приезжали другие люди, но так ничего и не делали. Так как мы продолжали, постепенно у них повышалось доверие: на четвертый раз пришло несколько людей, а позже — и вся деревня.

 

 

Сейчас деревня стала развиваться. Недавно в Пениках архитекторы из бюро «Хвоя» спроектировали небольшую зону отдыха для жителей, а местная пилорама дает нам дерево, чтобы мы строили. Также мы провели уборку 15-летних залежей мусора с местными и городскими жителями. Я подключила к инициативе несколько спонсоров: Marketplace кормил нас после уборки, а администрация помогала вывозить мусор.

 

 

Мне кажется, что ситуация в деревнях настолько печальная, что методы нужны абсолютно нетипичные. Нужно делать так, чтобы это всё как-то перевернулось — и, кажется, в Пениках это получается. Но если деревня не хочет — например, в Суздале всё воспринимали в штыки, — ты можешь биться сколько угодно, но ничего там не сделаешь. Стоит учитывать, что Пеники — достаточно прогрессивная деревня, так как находится недалеко от Петербурга. Здесь уже организовали раздельный сбор мусора, люди ходили в кружки.

 

 

Сейчас инициатива идет и из города — люди тоже считают, что это важно и готовы тратить время и деньги, чтобы улучшить ситуацию. Изначально я переезжала в деревню одна. Казалось, что это просто, а мне будет всё нравиться: природа, нет пробок, доступность. Но я забыла про важную составляющую — людей. Уже через четыре месяца мне захотелось того же общения, что есть в городе: я тосковала, перестала читать книги, так как не могла их ни с кем обсудить.

Ad 3
Advertisements

 

 

В суздальской деревне местные люди были сложными: голодали, пили — им не нужны были инициативы. Я решила, что хочу притягивать людей к себе, но при этом оставаться в деревне. И стала звать сюда друзей, а потом и всех остальных.

 

 

Я также выступаю в Петербурге с лекциями [о проекте]. Мне кажется, важно пытаться соединить город и деревню. Каждый раз после выступлений ко мне подходят люди и спрашивают, как уехать в деревню. Но, к сожалению, готового варианта нет. К тому же нужно быть готовым, что деревня пока не приспособлена к молодежи — здесь нет комфортных туалетов, канализации, водоснабжения.

Как в Пениках планируют возрождать ягодное производство и где будут продавать варенье

 

 

— Пеники раньше были огромным совхозом под названием «Плодоягодное». Там было много полей: например, по 50 гектаров на один сорт смородины. Еще в 1960-е годы там собирали по 40 тонн каждого вида ягод (смородины, земляники, крыжовника и других), каждый день отвозили их в Ленинград, а остатки — на комбинат. Но позже совхоз, как и другие регионы после перестройки и распада СССР, пришел в упадок.

 

 

Жители, которые работали в совхозе, до сих пор живут в Пениках. Территории сейчас, понятное дело, в частном владении: у всех огороды, люди занимаются землевладением. Но в эту территорию были вложены огромные средства для создания технологий — и они остались до сих пор. Возродить совхоз — инициатива жителей, а я помогаю им всё это организовать.

 

 

Жители хотят обновить посадки, которые будут более эффективны, чем старые, а потом продавать варенье, пастилу в красивых баночках. Мы уже договорились с соседними музеями и интернет-проектами о том, что они будут реализовывать эту продукцию. К тому же мы хотим подключить петербургские кафе.

 

 

Чтобы собрать деньги, мы запустили краудфандинговую кампанию (к 21 августа собрано 82 из 100 тысяч рублей — прим. «Бумаги»). Я, правда, сама не понимаю, почему жертвуют именно нам. Возможно, в деревнях действительно ничего не происходит и даже это — событие. А возможно, люди уже сами задумываются о будущем.

 

 

Местные жители сами предлагают [как вознаграждение за пожертвования] проводить по Пеникам экскурсии и занятия по органическому земледелию, дарить чай из местных трав.

 

 

[Если соберем всю сумму], сначала будем концентрироваться на том, чтобы посадить это всё, взрастить и вырастить. Мы будем обучать местных жителей, проводить лекции о работах с новыми сортами ягод. Это будет шаг номер один, в который мы будем вкладывать силы и деньги.

 

 

Конечно, в Пениках есть много людей, которым всё равно или которые не верят [в наш проект]. Нам говорили: «Ну, попробуйте, я вот не верю, что получится. Зачем кому-то на нас давать деньги?» В деревнях это «сопротивление безверия» встречается довольно часто. Но у нас в списке участников 30 местных жителей, а когда мы начнем, думаю, людей будет больше.

 

 

Чем российские деревни отличаются от европейских и как поселениям помогает администрация

 

 

— [Во время интервью] я нахожусь в Финляндии, в деревне на острове. Здесь все деревни работают по принципу коммун, в которых люди объединяются, чтобы решать задачи и проблемы. Они никак не связаны с государством: если случается пожар, у них своя пожарная часть — они сами его тушат, вместе делают музеи.

 

 

Мне кажется, что такой подход, без ожидания от ребят сверху каких-то изменений и с желанием работать самому, в России абсолютно новый. Не знаю, будет он работать или нет. Но я решила действовать отчасти по нему.

 

 

Конечно, не нужно ни от чего отделяться и создавать что-то искусственно. Если местная администрация активная и реально помогает жителям, то можно ориентироваться на это. Но если нет, я думаю, что нужно это принять и двигаться самому. Потому что, возможно, в какой-то момент всё изменится.

 

 

Лично я не хотела бы слияния своего проекта с властями: может, у нас разные ценности. Я хочу действовать сама — и мне ничего пока что не мешает. Где есть помощь — там беру, где нет — там нет. На мой взгляд, в регионах всегда нужно считаться с интересами всех: и местных жителей, и администрации. С администрацией Пеников у нас всегда есть диалог.

 

 

Текст: Евгений Антонов.

Loading