В этом году Ярл отмечает своё 50-летие. А ещё — 20 лет, как живёт в России. Здесь он нашел все, что составляет основу жизни полноценного человека: любовь, семью, любимое дело, хороших товарищей. Нашел и то, чего не было у него в родной Швеции, — землю, на которой он чувствует себя королем в своем королевстве.

Земля

На самом деле Ярл Матиассон человек очень скромный: никаких признаков зазнайства, амбиций, чувства превосходства нет и в помине. Хотя его фермерское хозяйство  считается самым рентабельным в районе.

Спрашиваю у Ярла: наверное, земледелием в России заниматься выгоднее, чем в Швеции? У нас тут черноземы, а там, считай, песок. Выясняется — нет, на его родине этот промысел доходнее. Там земля, конечно, хуже, зато погода стабильнее. Россия — зона рискованного земледелия.

И показывает мне стеклянную приладу неведомого назначения — оказывается, дождемер это у него. 10 лет наблюдает за нашей погодой привередливый швед. Говорит, очень она капризная, нынче вот с ранней подкормкой пришлось запоздать, дожди замучили, а вот в прошлом году осадки по каплям мерил.

— Ну и хозяйствовали бы в своей Швеции, — говорю, — раз у вас так хорошо с погодой.

— Э-э… — жмурит голубые глаза Ярл, — здесь у меня в «Космаковке» (так называется КФХ Матиассона. — Прим. автора) в аренде больше полутора тысяч гектаров. А у моего отца, который всю жизнь фермером проработал, в Швеции всего 30 га. Родители бывают часто в гостях, отец в восторге: какие поля, говорит, большие! Еще бы, у него вся земля третью часть одного только моего 100-гектарного поля занимает!

Земля в Швеции дорогая — 25 тысяч долларов за гектар. А тут можно за 50 тысяч рублей земельный пай в восемь гектаров в собственность оформить. Ярл давно бы купил, да не продают. Хитрый ливенский крестьянин давно расчухал, что на него свалилось счастье в виде добросовестного арендатора. За аренду земельной доли они получают по семь центнеров зерна. Огороды им пашут и культивируют, налог земельный опять же фермер на себя берет. Зачем продавать кормилицу?

Одно удручает шведа в России —   нахальные мыши. В этом году процентов 20 озимых погрызли — от корня до верхушки объедают. И никакой на них управы-отравы нету: в одном месте потравишь, на другое поле перебегут. «И что сделаешь? — сочувственно поддакиваю я. — Остается просто страдать молча…». Швед с восторгом подхватывает услышанное новое выражение: «Да, просто страдаю молча!». Видать, давно в наших реалиях он его подыскивал…

Хотя ни на что не жаловался, кроме как на мышей. Наши фермеры, те вечно плачутся. Шведа, честно сказать, приходилось даже провоцировать на жалобы. Узнав, что кроме зерновых (озимая пшеница, пивоваренный ячмень, рапс) Ярл выращивает сахарную свеклу, подбрасываю проблемную тему: в этом году наши сахарные заводы не смогли всю свеклу переработать. Ярл согласен, но и тут он не остался внакладе: свою продукцию он развозил не только на Ливенский, но и на Колпнянский и Залегощенский заводы, всю пристроил.

Зерно реализовать — тоже ноу проблем: ячмень на солод одной американской компании в Липецкую область возит, им же — пшеницу на крахмал (с высокой клейковиной потому что). В прошлом году попробовал посеять рапс, понял — дело выгодное. По 10 тысяч рублей за тонну идет. Значит, один гектар при 15-центнеровой урожайности дает дохода 150 тысяч рублей. А если подержать зиму, то по весне можно и по 13 тысяч продать. Но для этого нужно иметь хорошую современную сушилку. И Ярл ее купит, будьте уверены — видела у него на столе каталог с рекламой такой сушилки.

Гордость Матиассона — зерносклады и мехток, построенные по западному проекту, им самим усовершенствованному. Есть у него зерноочистительный комплекс «Петкус», где сортируется, калибруется весь урожай. В прошлом году построил ремонтные мастерские, на втором этаже — кабинет управляющего, столовая.

Кстати, это, пожалуй, первая отапливаемая мастерская, какую мне приходилось видеть. Чтобы отапливать двухэтажное здание, на зиму выложили за электроэнергию 450 тысяч рублей. Это дорого. Газа, дешевого топлива, в Головище нет. Чтобы подвести газопровод к деревне, надо 2,5 миллиона рублей. Ярл нашел выход — купил котел, работающий на биотопливе — на зерноотходах.

— В Скандинавских странах так и делают, — с жаром рассказывает швед. — Опилки, отходы от сена, зерна… Все идет в топку. Я посчитал: нужно 25 тонн зерна; это если даже по цене три тысячи за тонну, выйдет всего 75 тысяч рублей. 450 и 75 — смотрите, какая экономия выходит!

Выходит, живет Ярл натуральным хозяйством — все с земли, даже топливо. «Если земля не даст, никто не даст» — любимая присказка Ярла, он уверяет, что это шведская народная пословица. Надо сказать, что работает она с блеском и в России.

Люди

Зачем ему отапливать мастерскую — всю жизнь в России механизаторы на морозе гайки крутили, и ничего. Но Ярл уверен — люди, работающие в его хозяйстве, должны чувствовать себя людьми.

Александр Охлопкин, здешний управляющий, восемь лет работает в хозяйстве Матиассона. Начинал как механизатор, потом — бригадир, и вот вырос до управляющего. До этого работал в СПК «Семенихино», который побывал под двумя агрофирмами: сначала «Пшеница-2000», потом — «Ливенское мясо». Считает, разница огромная — как небо и земля.

— Ярл к тем, кто у него работает, относится как к равным. Мы, все 15 механизаторов, с ним вместе на одном поле работаем; если надо, он сам под трактор рядом с нами залезет, будет гайки вертеть. И праздники за одним столом отмечаем — и на Новый год, и как отсеемся… Он на усадьбе баню построил — тоже для всех.

Зарплата у механизаторов в среднем по году 19 тысяч рублей в месяц выходит. На графике, составленном управляющим, рядом с количеством наработанных часов против каждой фамилии — графа «Баллы». Это плюсы к зарплате за особый трудовой героизм. Бывает, и минусуют. Дисциплина!

Ярла ребята уважают не только за демократичный, уважительный стиль руководства. Его агрономическая подкованность их просто завораживает. Видят, что даже старые, бывалые агрономы едут к нему за советом. Что ж, спрашиваю, в наших университетах агрономов хуже учат? У нас, отвечают, не так хотят учиться.

В Швеции Ярл получил специальность практического агронома. В ходе обучения год теории чередуется с годом практики — так учился шесть лет. Потом стажировался в Америке. Но главные университеты — конечно, на отцовских полях. Сначала с тяпкой — свеклу полол. А с 10 лет — на тракторе, на комбайне.

Кстати, три отцовских трактора, купленные еще в 70-х, привез из Швеции. На них и начинал. Аккуратные, на ходу, и сейчас, несмотря на то, что парк техники в хозяйстве Ярла самый современный, они верно служат своему хозяину.

Ad 3
Advertisements

И вообще, я заметила, нигде на машинном дворе не валяются старые железки — извечная примета колхозных пейзажей. Даже отработанное машинное масло здесь принято сливать не в ближнюю канаву, а в специальные емкости. Специально заглянула в овраг — нет, там не было мусорной свалки!

Заметив мой недоумевающий взгляд, Александр Охлопкин рассмеялся:
— Да я сам первое время не мог привыкнуть к тому, что хлам нельзя разбрасывать куда попало! Помню, как-то на посевной мешок из-под удобрений у кого-то ветром унесло. Ну мы га-га над незадачливым, и все. А он твердо так сказал: «Догони, подними». Вот, например, дров нарубить для бани — ни-ни, только сушняк. У него все так: нельзя — так нельзя. Да мы сами тут лес сажаем. Сосны, дубы, каштаны. По всей округе. Это ведь не только для красоты — для микроклимата, так сказать, чтобы ветры задерживать. Два дня назад попросил меня: «Иди обожги траву вокруг, чтобы на посадки, если сушняк загорится, огонь не перекинулся».

После того, как ребята отобедали, позвала их сфотографироваться. Все как один направились к пышно зеленеющим сосенкам, которые они высаживали лет эдак 12 назад. Сейчас это густая рощица, а раньше здесь был неприглядный пустырь.
Под сосенками, позируя перед объективом, ребята облепили Ярла — довольные. Такую искреннюю приязнь не сыграешь. Хотя на лицах — ни тени подобострастия или прибитости. Такие открытые лица приходилось видеть, увы, только за границей. У наших людей лица — недоверчивые.

Шведского фермера тут все считают как бы председателем округи. Вроде на деревне у многих есть техника, но если нужда в ней возникнет — прямиком к нему. Даже ночью могут прийти, знают: не откажет, с душой откликнется. Вот недавно в деревне пожар было занялся, так пожарную машину на тракторе фермерском тащили, тушили всем миром. И глава сельского поселения, если какая нужда, сюда, к Матиассону — снег убрать, дороги грейдировать, погрузить что.

Ярл хорошо знает район, людей в районе, с коллегами-фермерами на дружеской ноге. За те полдня, что мы с ним общались, у него непрестанно звонил телефон. Спрашивали, ну что, сеять-то когда будешь? Или — что там с подкормкой, дождь не дает? Ну и тому подобные мелочи, которых при работе на земле, как известно, не бывает.

Обо всех, о ком бы его ни спрашивала, он отзывался с уважением и доброжелательно. Вот, к примеру, про соседа по угодьям — фермера Алексея Першина, который позвонил, чтобы спросить, как пережила зиму пшеница, сказал: «Порядочный человек, посевы у него чистые. Мы подгоняем друг друга».

…Между прочим, посмотрела в Интернете, что значит в Швеции имя Ярл. Оказывается, в древней Скандинавии так звали сначала вождей племени, а потом — верховных правителей. Не будем вспоминать про Рюрика, которого некоторые ученые считают шведом. Но про лидерские качества Ярла вам никто лучше не скажет, чем жена его Галина. Она его зовет Лев Тигрович. И не только потому, что он родился под знаком Льва.

Семья

— Не полюцаеца… — безнадежно-грустно ответил на мою просьбу сфотографировать его семью Ярл. — Галя не пожелает.
— Вы что, под каблуком у жены? — спрашиваю так бесцеремонно, чтобы спровоцировать его на штурм несговорчивой половины. И он, сначала не разобрав смысла вопроса, поколебавшись, ответил почему-то обрадованно: «О, да!». Он и вправду рад покоряться своей Гале.

Она у него красавица. И самое главное — родила ему троих прелестных сыновей. И себе цену знает. Но вот демонстрировать свое женское счастье принципиально не хочет. Журналистов не выносит на дух. С тех пор, как мои — слишком рьяные в поисках жареного — коллеги лет десять назад в одном федеральном издании беззастенчиво нафантазировали про их личную жизнь, Галя нашего брата на порог не пускает. Тем более сейчас, когда один из младших близнецов — Ваня — температурит.

Пока мальчишек кормили и укладывали спать, я попросила Ярла показать мне усадьбу вокруг дома. В душе рассчитывая-таки на встречу с хозяйкой.
— Нас, шведов, тогда, в начале 90-х, в Ливны приехало трое, консультантами одной фирмы, — рассказывает историю их знакомства с Галей. — Она была у нас переводчиком, закончила иняз… Да что там, — спохватился он, опасаясь, что начну вытягивать подробности, — напишите: «Приехал, влюбился, остался!». — И перевел стрелки на другое: — Вот мы недавно на Таити с детьми отдыхали — маленьким нужно теплое море, летом-то некогда…

Что ж, Таити так Таити, неудивительно, что успешный русский (не шведский же!) фермер, позволяющий себе покупку, например, трактора «Клаас» за 165 тысяч евро, может позволить себе семейный отдых в любой точке земного шара. Кстати, на мой вопрос, где будут жить его дети, когда вырастут, — в Швеции, где, как известно, социализм и бесплатное образование-обучение, или в ливенской глубинке, он с искренним недоумением пожал плечами. Дескать, какая разница? Он не считает, что жизнь в России какая-то особо трудная.

Старший — пятилетний Мартин — благополучно устроен в детском саду в Ливнах (что для хорошей машины при неплохой здешней дороге, к ремонту которой он сам, кстати, руки приложил, 22 километра?). Школа, больница — все есть. Ни разу нигде взятку не давал.

— Трое мальчишек! Девочку небось тоже хочется? — подбираюсь к откровениям.
И слышу неожиданный ответ:
— Мне механизаторы нужны, комбайнеры!
— Ваши дети будут работать в хозяйстве простыми механизаторами?!
— По-любому! А почему нет? Я сам мальчишкой за руль трактора сел. А иначе какой толк от них будет? Как они будут руководить производством, дело вести?

Вот и дом, к которому за разговором коварно подбиралась я поближе. Дом, по словам Ярла, построен по европейскому проекту, им самим усовершенствованному. Но, похоже, главной его достопримечательностью хозяин считает пристроившуюся под крышей над входом гирлянду ласточкиных гнезд. Здесь их штук 20, не меньше.

— Если разрушить ласточкино гнездо, можно не ждать хорошего урожая! — то ли шутит, то ли всерьез говорит Ярл.

В Скандинавии считается, если ласточка свила гнездо под крышей дома — к удаче владельца этого дома и его семьи. Там ласточку почитают как священную птицу и верят, что дом, в котором поселились ласточки, никогда не пострадает от бури и огня. Да ведь и в России ласточка считается птицей богоугодной, приносящей счастье.
Не знаю, ласточки ли тому причиной, но в доме — тьфу,тьфу, тьфу — и в самом деле живет счастье.

— Мы по-серьезному и не ссоримся. Наверное, потому что у каждого свое: я по работе решаю, Галя — дома хозяйка. Она, правда, и в хозяйстве занимается реализацией продукции. И на усадьбе она главный агроном. Она решает, где какое дерево посадить, цветов у нас тут  — море…

А вот и Галя. В простой рабочей куртке, в платке, с пилой в руке. Но все равно — краси-и-вая! Только что уложив маленьких близнецов Ваню и Антона, вместе со старшей сестрой недалеко от детской площадки она опиливала молодую дикую яблоню — чтобы привить на нее какой-то интересный плодовитый сорт.

Ободренная ее приветствием, включаю фотоаппарат. Но Галя буквально отмахивается пилой от назойливого объектива. Темперамент, однако!
— Да поймите, зачем мне это надо — напоказ выставлять себя? Мы люди не публичные.

…Потом, когда Галя ушла, Ярл показывал мне два молодых дубка, которые он посадил в год рождения своего старшего сына Мартина.
— Видишь,- говорил он мне,- этот какой большой, а этот — гораздо меньше. Первый растет в родной земле, а второй пересаживали, он переболел, поэтому меньше. Но когда он вырастет, он будет крепче первого — потому что трудности закаляют. Я его с сыном поливаю…

http://вливнах.рф/

Loading