Горожане спасли Кучки от полного вымирания и построили там шикарный коттеджный посёлок. Дорого-богато, но это уже не деревня…

Вилейскому водохранилищу как-то не повезло. Берега заболочены или закованы в бетон, вместо песчаных пляжей опоясаны шумной трассой. Деревень мало, участки с выходом к воде можно пересчитать по пальцам, а старожилы скучают по тем временам, когда водохранилище было скромной, но живописной рекой по имени Вилия. Однако есть одна деревня-исключение. 30 лет назад три хороших друга купили в ней за бесценок разрушенный коровник и начали приводить заболоченный берег в порядок.Источник: https://realt.onliner.by

Сейчас здесь есть пляж, пирс, детская и волейбольная площадка с трибунами, благоустроенные улицы и даже собственный мэр, а квадратный метр жилья стоит едва ли не дороже, чем в столице. Даже россияне прилетают сюда отдыхать из Сургута, а со временем планируют перебраться насовсем. О чудесном превращении и о том, почему оно не случилось с другими деревнями на берегу Вилейского водохранилища, — в материале Onliner.

Деревня Кучки

В этой деревне все перевернуто: самые дорогие коттеджи расположены в глубине жилого массива и на опушке леса, а у воды сосредоточены дома попроще. Так сложилось исторически: завидные места на набережной минчане разобрали еще 33 года назад за бесценок, а в новое время за большие деньги участки покупались по остаточному принципу.

Один из счастливчиков-первопроходцев — Александр Давидович. Эти места он приметил в 1987 году — за 3 года до того, как в СССР появилась частная собственность.

— Скажу без бахвальства: я первый минчанин в деревне Кучки. Я открыл эту деревню. Когда в 1987 году вышло постановление о том, что можно покупать деревенские дома для использования под дачи, мы с моим другом сразу начали искать. Искали по карте: чтобы были речка, лес, чтобы не было железной дороги, и таким образом открыли это место. Не знаю, может быть, есть в Беларуси места получше, но не для нас.

Правда, в 1987 году это место было совсем другим. Половину деревни затопило водой, вышедшей из берегов реки Вилия и ставшей Вилейским водохранилищем, остальную половину добивал алкоголь и разруха. Набережная являла собой пейзаж из заброшенных хат и сараев. Берег, заросший кустарником, пустеющие избы, спивающиеся сельчане и 12 дойных коров — такая картина предстала перед «колонизаторами».

— Люди были отселены, берега затоплены. В деревне остались только те, кто доживал. А постепенно не стало и их.

На набережной, где сейчас стоит дом Александра Давидовича, лежал покосившийся хлев с проломленной крышей. Через сельсовет удалось найти женщину, которая им владела и переселилась в деревню Вязынь на ту сторону реки.

— Можно считать, что участок площадью больше 30 соток мы получили бесплатно. Договорились за малую сумму перевезти хозяйке остатки барахла. Каждому из нас досталось около 13 соток.

Экономист по образованию, в перестройку Александр Давидович сменил профессию: неквалифицированный труд оказался куда доходней квалифицированного. Работал на стройках в колхозах и совхозах, рыл метро, сидел на стреле башенного крана и свой собственный дом на берегу Вилейского водохранилища возводил сам. Дом простой: каркасно-щитовой, обложенный кирпичом, но выглядит солидно.

— И вот мы, три друга, поделили это место, привели его в порядок, и отсюда умирающая деревня пошла в рост: родились дети, внуки, правнуки… Потом в 90-е пшеничное поле на краю деревни стало ненужным. Местное начальство решило: «Ну чего будет земля стоять просто так? Давайте раздадим». Так в деревне появился новый жилой массив. В начале 2000-х здесь была чехарда: построил — продал, построил — продал. А потом сформировался костяк жильцов. О том, кто они, что они — тут очень мало говорят. Все нормальные люди, но некоторые ездят на «лексусах», некоторые что-то имеют: завод, например, или дело какое серьезное. Здесь об этом не разговаривают. Все играют в волейбол, все друг другу «тыкают». Может быть, этот человек где-то в Минске не поздоровался бы, но здесь все равны, как в бане.

Advertisements

Говоря о равенстве, Александр Давидович все-таки оставляет за скобками четырех старушек, исконных жительниц, которые не играют в волейбол и не участвуют в соседских застольях.

— Живут, кур, кабанов своих держат. А чего не жить, плохо им, что ли, при нас?  Привезти что — пожалуйста, помочь — пожалуйста, доктор — пожалуйста. А первое время шипели на нас: «Понаехали!»

Отделить коренных от «понаехов» легко: коренные живут в простых деревенских хатах, «понаехов» легко узнать по солидным коттеджам с террасами и удобствами, хотя ни газа, ни центрального водопровода, ни канализации в поселке нет. «Понаехи» долго чистили берег водохранилища от тины и камышей, а потом укрепляли, заливали бетоном, засыпали песком, строили пирс, сбрасывались и продолжают сбрасываться на благоустройство общими средствами. Одного из «понаехов» избрали «мэром»: в этом году он организовал товарищество собственников. А коренные жители в инициативах не участвуют: у сельских пенсионерок вряд ли найдутся лишние деньги и желание что-то изменить.

Коренная жительница баба Маня неохотно общается с журналистами: «Все у нас хорошо, ни на что не жалуемся, нормально живем». Ее сын чуть более разговорчив — закрывает дверь, чтобы мать на него не цыкала, и вступает в диалог.

— Ну как вам сказать. Раньше в деревне колорита больше было. У людей скот был, хозяйство, а сейчас все поумирали, деревня превратилась в дачный поселок. Раньше здесь работа была, колхоз, спиртзавод в соседней деревне. А потом перестройка началась — и все развалилось, вы же сами прекрасно знаете. Для дачников лучше стало, для деревенских — может быть, хуже. Остались живые колхозы, но уже не в этой деревне, конечно. У нас, естественно, нет намерений продавать этот дом. Я здесь родился, брат родился, мы здесь жили и будем жить. Нет, я в Минске живу, конечно, но приезжаем сюда отдыхать и привозим детей. Это родовое гнездо, которое мы с братом продавать не собираемся. А дети-внуки — пусть сами потом решают.

Несмотря на роскошный вид коттеджей, редкий минчанин перебирается в Кучки насовсем. Но есть семья россиян, которая планирует это сделать. Их дом стоит во второй линии от водохранилища, а сами они живут на две страны: то в Кучках, то в Сургуте. Там, на нефтяном севере России, у них заработок, здесь — тихая гавань, куда они летают при каждом удобном случае. Но сейчас случай неудобный: из-за пандемии авиасообщение между Минском и Сургутом прервалось, а преодолеть расстояние в 3000 км другим способом было бы слишком отчаянно.

— У них в Беларуси какие-то корни: дедушки, бабушки… Собираются здесь жить, когда выйдут на пенсию. А пока работают вахтовым методом в Сургуте, и каждый отпуск проводят в этом доме, — рассказал минчанин Виталий, живущий по соседству.

Некоторые минчане тоже живут в Кучках круглый год, но, в отличие от мотивированных жителей Сургута, по воле обстоятельств: например, развода.

— Мотаются на машине каждый день на работу, — говорит Александр Давидович и удивляется нашему удивлению. — А что, 75 км — разве расстояние? В Америке люди каждый день по 150 км в обе стороны наматывают. В 5 часов подъем — и за руль.

Сейчас около 60 домов в деревне — дачи минчан. Их и сегодня становится больше: дома продолжают строиться, люди — приезжать. Ольга — самая последняя из «понаехавших». Вместе с мужем-айтишником купила здесь участок 4 года назад, а теперь живет в доме с зеленой крышей.

— Сейчас мы живем здесь по причине эпидемиологической ситуации, — говорит она, раскачивая на качелях младшего ребенка. — А так обычно лето здесь проводим и в выходные приезжаем. Но Минск тянет работой, детскими садами. С маленькими детьми сложновато жить вдали от города.