Сами челканцы называют себя лебединцами (по челкански: ку-кижи). Их предки поклонялись птице-лебедю (куу, по-челкански, значит – лебедь). И проживали они всегда в районе реки Лебедь на Алтае. Это тюркоязычный народ. В советское время челканцев, а также кумандинцев, тубаларов и теленгитов считали одни народом – алтайцами. Челканцы с этим были не согласны и решили судиться, отстаивая свое право на собственное имя.
Село Курмач-Байгол, Турочакский район, Республика Алтай. 790 км от Томска
Село Курмач-Байгол образовалось в 1824 году. Сегодня это глубинка Турочакского района Республики Алтай. Место традиционного проживания коренного малочисленного народа – челканцев. Примерно триста человек во всем поселении. Живут вдали от оживленных трасс. Современная дизельная электростанция появилась всего восемь лет назад, так что еще недавно тут частенько сидели при свечах. Связь – один таксофон на всю деревню, интернет только в школе и в сельской администрации. Курмач-Байгол можно смело назвать деревней в одну улицу и с одной фамилией на всех.
– Сколько из этих трехсот человек носят фамилию Пустогачевы? – спрашиваем у главы Курмач-Байгольского сельского поселения Вячеслава Пустогачева.
– Примерно половина. Не все между собой родственники, так как у нас как минимум три рода Пустогачевых, – говорит Вячеслав Пустогачев. –Род по-челкански это «сööк». Есть Пустогачевы сööк «алыйаҥ» – это у меня, есть Пустогачевы сööк «пардыйак», есть сööк «кызыл-кöс». Кызыл-кöс – переводится как красные глаза.
Пустогачевы есть в роду практически у каждого жителя Курмач-Байгола. Даже, если он носит фамилию Сумачаков, Канадараков, Барбачаков или пришлую немецкую Вибе. Так уж тут сложилось. Жили обособленно, так что каждый друг другу брат или сват.
Идем в местную школу.
– Есть тут кто-то с фамилией Пустогачевы?
В классе 12 человек, трое поднимают руки.
– Двое – это мои сыновья: во 2 и 4 классе. Я по мужу Пустогачева, а по папе Ганенко. Одна из Пустогачевых – племянница моего мужа, – поясняет учительница Людмила Ганенко.
Учитель начальных классов школы Людмила Ганенко продолжает перечислять: троюродная племянница, двоюродный племянник… итак весь класс, он тут сдвоенный: 2 -ой и 4- ый. Все здесь сидящие, по словам Людмилы, челканцы. Как и она сама.
Детей от смешанных браков в Курмач-Байголе традиционно причисляют к челканцам – так сказать, по месту проживания. Разговаривает с детьми учительница, переходя с русского на челканский. И дети ее понимают.
– У нас дети все разговаривают на челканском, хотя сейчас процесс ассимиляции потихоньку идет, – говорит Людмила Ганенко. – Раньше ведь у нас ни дороги, ни света не было. А сейчас цивилизация пришла: даже интернет в школе есть. И детишки помаленьку начали забывать свой родной язык.
Новая школа в Курмач-Байголе появилась в 2011 году и именно благодаря тому, что челканцы смогли сохранить свои язык и культуру. Средства на строительство были выделены в рамках поддержки коренных малочисленных народов. Здесь даже преподают родной язык, но не челканский – он бесписьменный, а алтайский: с 1 по 9 класс. Так что в качестве литературного дети знают алтайский, а дома говорят на челканском.
Директор школы челканец Эдуард Вибе преподает информатику и физику. Но на уроке иногда переходит на родной язык. Спрашиваем: почему объясняет физику на челканском – получаем неожиданный ответ.
– Переходим с ними на челканский язык, когда видим, что дети чего-то не понимают и есть какие-то трудности при решении задач. Они не понимают на русском языке, и чтобы доступно было, объясняем им материал на родном челканском языке. У нас до сих пор есть семьи, в которых с детьми разговаривают только на челканском языке и таким детям иногда трудно понять материал на русском, – рассказывает Эдуард Вибе.
Язык челканцев
Тÿÿс – туесок из бересты
Кожык – ложка
Элек – сито
Ра – чугунный кувшин
Ээр – деревяное седло
Кеден – тканный половик
Элте – варежки
Наске – носки
Одни лингвисты относят язык челканцев к хакасской подгруппе уйгуро-огузской группы тюркских языков. Другие – к северным диалектам алтайского литературного языка. Среди местных жителей тоже нет единого мнения, насколько отличаются алтайский и челканский языки. Кто-то считает челканский лишь диалектом алтайского, кто-то хочет признания его самостоятельным.
Так же и с самоопределением. До 2000 года челканцы, кумандинцы, тубалары, теленгиты считались алтайцами, но потом их причислили к малочисленным народам и даже разделили в переписи 2002 года. После того как челканцы получили статус малочисленного народа, их язык официально признали самостоятельным.
Завуч Курмач-байгольской школы Анастасия Вибе (Трапеева) преподает русский язык и литературу. В свидетельстве о рождении у нее было записано, что мама алтайка и папа алтаец. Позже оба родителя подали в суд и стали официально считаться челканцами. То же сделала и Анастасия. Свидетелем на суде, что она челканка, а не алтайка – выступала ее мама. Судья поинтересовался владеет ли она челканским языком, задал еще пару вопросов. Длился суд пять минут, через месяц Анастасия получила новое свидетельство о рождении, где было написано, что она челканка.
– Зачем мне это нужно? Во-первых, мне приятно что я документально теперь стала челканкой, я себя с рождения осознаю челканкой, а не алтайкой, – рассказывает Анастасия Вибе. – У меня в городе даже были стычки с другими студентами по поводу челканского языка. Все говорили, что это всего лишь диалект. Я доказывала, что он сам по себе. А, во-вторых, думаешь о будущем, что возможно будут какие-то льготы, пенсия будет раньше.
Сейчас многие челканцы уже установили свою национальность в судебном порядке. Суд обычно длится недолго. Ты должен продемонстрировать знание языка и традиций и привести свидетелей. Челканцы, продолжающие жить на Алтае обособленно, родной язык знают, а в местах традиционного проживания каждый друг другу брат или сват.
В условиях, когда в родных деревнях: Курмач-Байгол и Суранаш – нет работы, все стремятся обеспечить себе пенсию на пять лет раньше. У алтайцев, которые не считаются малочисленным народом, льготного выхода на пенсию нет.
Село Суранаш, 25 километров от Курмач-Байгола
От Курмач-Байгола до второго населенного пункта, где живут челканцы, – Суранаша 25 километров. Зимой до Суранаша добраться легко: зимник и его регулярно чистят. Летом только по реке или на лошадях. В распутицу, тот же почтальон иногда ходит в Суранаш пешком. Сейчас там по прописке 15 человек, примерно столько же и живет.
Первым делом направляемся к старожилу Александру Николаевичу Пустогачеву. Он уже привык к такому интересу, спрашивает кто мы и откуда. И перечисляет: у него уже жили-были француз, англичанка и москвичи.
– Вот что интересно, француз челканский язык изучает, не то что алтайский, а челканский! Англичанка тоже 17 лет в России в Новосибирске живет, челканский язык изучает. Но они больше религией интересуются, даже Библию переписывают на челканский язык, а по мне так, я ее тогда точно не пойму, уж пусть лучше будет на русском, – говорит Александр Пустогачев.
– А вы православный?
– Меня в армии тоже всегда в первую очередь спрашивали не какой я национальности, а какой веры. Мусульманин? Нет. Христианин – нет, говорю. А какой веры – а Бог его знает какой! Язычник! Раньше у нас же шаманы были, Бог горы, сакральные места.
– А вас почему называют Дерсу Узала?
– А кто вам сказал? (смеется). Я всю жизнь охотился. Примерно три раза вокруг земного шара обошел. Каждый день в тайге, для меня пройти 30-40-50 км в день было не проблемой. И усталости не знал, сейчас болею, суставы болят. В больнице говорят, это не от того, что много ходил, а от переохлаждения. А я бывало по грудь зимой тонул. С воды выйдешь портянки отжал и до первой избушки идешь.
Сегодня Александр Пустогачев на хозяйстве один, а у них только коров десять голов. Сын с родственниками поехал в райцентр на судебное заседание. Туда же увезли старенькую бабушку, родители в суде по определению национальности теперь не могут быть свидетелями. Сын Александра Пустогачева тоже официально станет челканцем.
Помогаем Александру Николаевичу управиться и идем смотреть на местное чудо: пару лет назад в Суранаше установили солнечные батареи и теперь здесь свет есть круглосуточно. По дороге останавливаемся поговорить с семейной парой. Он – тубалар, она – челканка. Евгения Кандаракова и Олег Таймачев. Вместе 33 года.
– А вы на каком языке между собой разговариваете?
– На любом.
– То есть он на тубаларском, а вы на челканском?
– Да они же одинаковые. Там немного слов отличаются. Я в тайге родился, по-русски ни одного слова не знал. В школу пошел, только там научился русскому языку. В школе – не умеешь рассказывать по-русски, по-алтайски расскажи. В город, когда приехали в интернат, тяжело нам было, пока по-человечески не научишься говорить, все на тройки, да на двойки учились.
Спускаемся к реке Лебедь. Мимо солнечных батарей – двумя санями, запряженными лошадьми, проложен трафик. Одни сани идут пустыми и как раз на реку. Геннадий Барбачаков приглашает отвезти к проруби, чтобы показать, какая сейчас в Лебеде бежит мутная вода. В верховьях, по словам местных жителей, моют золото приезжие бизнесмены. Теперь из Лебедя воду приходиться отстаивать и кипятить.
– Вода в Лебеде всегда была светлая, прозрачная, камушки были видны. Сейчас мутная с грязью. Добывают золото и в верховьях Лебедя и по Каурчаку и по Базле. Базла вообще речка чистая была, там еще харюза (хариус — СР) ловился, – говорит Геннадий Барбачаков.
Когда в Суранаше еще была школа, клуб, магазин, почта и соответственно много людей, вертолет сюда летал ежедневно. Сейчас только во время выборов, но и то не всяких.
https://rus.azattyk.org
