— Не похоже, что они из Африки. Там же негры, а эти — белые.
В Ивановской области деревенские жители выражений не выбирают.
Только наша «Газель» влетает в очередную село, взметая клубы пыли, как на покосившиеся крылечки неспешно выбираются аборигены. На разведку. Источник: https://www.spb.kp.ru
— Что они у нас забыли?! — изумленно шамкают пенсионерки, разглядывая с интересом гостей — бурскую семью Руссо. Андреа, его жена Джанин и трое их детей ищут в России лучшей жизни, точно как и их предки пару столетий назад жаждали обрести новую родину на юге Африки. Но в нынешней ЮАР-мачехе им ни добра, ни надежды не светит. А в России-матушке?
КРЕПОСТЬ ПОСЛЕДНЕЙ НАДЕЖДЫ
Пока в ЮАР был режим апартеида (раздельного существования белых и черных), экономика хоть как-то работала. А в начале 90-х к власти пришло черное большинство. И начался ад — на буров объявили охоту.
— Только ни слова о геноциде, — просит меня другой потомственный бур — Йоханн дю Туа. Нашу страну полюбил благодаря русской жене, поэтому просит, чтобы все его звали Ваней Вахрушевым (по фамилии супруги). — Нас действительно уничтожают. Только за май совершено более 40 нападений на наши фермы. Ежемесячно убивают десятки белых фермеров. Но на этом наши беды не заканчиваются.
— А есть и другие проблемы? — спрашиваю бура, пока наша «Газель» скачет по ухабистым дорогам Ивановщины.
— Пятилетняя засуха, расовая дискриминация. Миллион буров уже перебрался в Австралию, Канаду, Европу. Сейчас думают о переезде еще полтора миллиона. Россия для них — последний оплот традиционных ценностей. Мы хотим быть уверены, что мальчик вырастет мужчиной, а девочка — женщиной. Что они создадут нормальную семью.
Йоханн и его друзья грезят переселением буров в Россию уже давно. Но легально въехать в РФ африканеры могут лишь на 90 дней, отведенных туристу. И все же — присматриваются. Изучить полузаброшенные деревни Ивановской области бурам предложил московский бизнесмен Дмитрий Балковский. Он и везет бурскую делегацию от деревни к деревне.
ГАЗА НЕТ, МЕДПУНКТА — ТОЖЕ
Деревня Савино затерялась в 80 км от Иваново. Из 29 зарегистрированных жителей реально живут 12. Больше половины домов либо заброшены, либо принадлежат дачникам, которые здесь только летом.
Буров встречают взволнованные районные чиновники.
— У нас иностранцы землю купить не могут, — сразу предупреждает глава сельскохозяйственного отдела Евгений Ермолаев. — Были у нас тут американцы, так искали им местных, на чье имя гектары арендовать.
Дамы из администрации поглядывают на нас с опаской, покачиваются на каблуках, проваливаясь по самые пятки в размытую дождями землю.
— Новоусадебское сельское поселение большое, 39 тысяч гектаров, — нервно чеканит его глава Ирина Васина. — Есть клубы, библиотеки, пять фельдшерско-акушерских пунктов.
Заслышав о врачах, Андреа просить показать, где работают коллеги. Ведь он — дипломированный доктор, правда, специализируется на альтернативной медицине. Чиновники переглядываются.
— А вам зачем? — взволнованно спрашивают чиновники. — Скорая сюда приезжает. Больница рядом, в 25 километрах.
Местная жительница Ирина Александровна, вышедшая поглядеть на гостей, лишь хмыкает:
— Чем они тут заниматься-то будут? Ни магазина, ни медпункта. Газа и того нет.
— Газа нет, — соглашаются чиновники. И вновь, словно по учебнику, выдают: — Но надо понимать, Российская Федерация следит за бюджетом. Пока нерентабельно вкладывать деньги в газоснабжение, так как в Ивановской области много пустующих деревень.
«РАЗВЕДЕМ УЛИТОК!»
— Ты заметил, почва идеальна для выращивания спаржи и пищевых улиток, — говорит Йоханн по дороге в следующую деревню.
— У меня идея получше. Можно организовать свиноферму и выращивать хрюшек на Рождество, — подхватывает Андреа.
Планы на Россию у буров грандиозные. 5 тысяч африканеров сидят на чемоданах и ждут отмашки, чтобы купить билет в один конец.
— Первыми готовы переехать 200 семей, — по-дирижерски размахивает руками рыжебородый Андреа. — Но мы не станем жить анклавом, как китайцы или арабы, хотим ассимилироваться. С нашими технологиями мы можем поднять сельское хозяйство в России.
— Стоп-стоп, — вмешиваюсь я. — Российское миграционное законодательство едино для всех. Никто не станет делать поблажки для буров и ради них упрощать выдачу гражданства или разрешения на временное проживание.
— С этими ребятами мы прогнем нашу систему, — убеждает меня Дмитрий Балковский. — Я давно слежу за мировым рынком и могу сказать: грядет новый экономический кризис. Безработные офисные клерки, как и приверженцы традиционных ценностей со всего мира, потянутся в русскую деревню. За ней будущее.
«НАШИ ДЕТИ УЖЕ РУССКИЕ»
Ночуют буры в деревенском доме недалеко от Палеха. Ужинают окрошкой и селедкой. Накатив, заядлые курильщики Андреа и Джанин выходят босиком смолить на крыльцо. Увязываюсь следом, напялив всю одежду, какую была с собой. Июнь, а ночи в средней полосе России холодные.
— Все хорошо в ваших деревнях, но зимой совершенно нечем заняться, — переживает Андреа. — Тут зима настоящая, с морозами и снегом. Здесь в одиночестве жить нельзя, только общиной. И непременно, чтобы деревня живая была. Мы хотим поддерживать ментальную связь с русскими.
— Вы идеализируете Россию, — не выдерживаю я. — Столкнетесь с нашей бюрократией, медициной — взвоете!
— В Европе препон намного больше, а пахотной земли меньше, — парирует Джанин. — Условия для выхода на рынок жесткие, конкуренция. Чтобы начать бизнес, нужен капитал. А в России не так. Здесь даже в деревню скорая помощь может приехать, а к нашему старшему сыну в Дублине, когда он сломал ключицу, врачи два часа ехали.
Я смеюсь. Спорить с бурами, у которых сложился идеальный образ новой родины, бесполезно. А может, переедут и сами все поймут?
— Посмотри на наших детей, — продолжает женщина. — Они говорят по-русски, выучили язык сами, пока смотрели мультфильм «Маша и медведь». Мы с Андреа ни черта не понимаем по-русски, а наши дети между собой говорят только на нем. Когда мы путешествуем по России, они — наши переводчики. Мы — русские! Мы чувствуем ментальную связь с этой страной.
«90 ДНЕЙ — И ДОМОЙ!»
На следующий день — деревня Белоусиха. Граница с Нижегородской областью.
— Из Африки? Ой, шутите, — не верит подслеповатая баба Катя, завидев буров. Но английская речь быстро ее переубеждает. — Ну если люди хорошие, то пущай переезжают. Только ничего у нас нет, всего 8 человек осталось.
Чтобы задобрить буров, баба Катя угощает их сушенной рыбкой. А африканеры даже не знают как к этому «деликатесу» подступиться.
— Есть дома на поселковом учете, — рассказывает помощник главы сельского поселения Руслан, ведя нас мимо заколоченных теремов с резными наличниками. — Администрация держит их на случай, если врача пришлют из города или учителя. Думаю, их могут сдать вашим бурам. Если покупать дом, то лучше у собственников. За 50-80 тысяч можно сторговаться. Всем домам требуется капитальный ремонт. А по-хорошему, их лучше снести и построить заново.
— Тысяч за 200 продам, — откликается местный мужик Семен, услышав, что объявились иностранные покупатели. — Только документов на дом нет, сгорели… Что, коммуной хотите? Тогда не продам. У нас тут своя коммуна. Вон, два года назад киргизы приехали целой оравой. Прописались и исчезли…
БЕГИТЕ, ГЛУПЦЫ?
По завершению нашей деревенской экспедиции буры решают остаться на 10 дней в Палехе. Глядя, как у них загораются глаза при виде полузаброшенных русских деревень, мне хочется крикнуть им: «Бегите, глупцы!». Но Руссо стоят на своем:
— Остальные как хотят, а мы в Россию точно переедем и останемся жить.
Правда, их радостный настрой сбивают в отделении полиции в Палехе.
— Никакого «останемся», — отрезает дама в форме, регистрируя буров. — 90 дней и домой!
Мария БЕРК.