Второе пришествие
Это вторая волна переселенцев. Первая случилась в 90-х, когда люди бежали из нищих городов, чтобы прокормиться на земле. Нынешние переселенцы иные. Это заметили и журналисты «КП»:
— Прошлым летом экспедиция «КП» прошла по Волге1600 километров. У тверского поселка Дегунино у нас кончился бензин, и через систему «пяти рукопожатий» нас встретили «новые русские помещики». Я слышал, что таких робинзонов уже 10 процентов в сельской местности!
— Сравнивая 90-е годы и нынешние, я заметил, что с каждым годом сельская местность становится комфортнее. Даже в глухих местах можно спокойно передвигаться на машине, появилось множество магазинов и кафе. Раньше это считалось роскошью. Но есть еще частная инициатива местных. Именно они начали развивать сельскую инфраструктуру.
— Раньше было проблемой найти печника или колодезного мастера. Теперь работают местные бригады.
— Их много, признаков частной инициативы. Видели, вдоль дорог везде продаются домашние консервы, ягоды, варенье? Как правило, качество хорошее — от этого зависит бизнес. Экономика подсобных хозяйств основана на доверии, это социальный капитал.
— И много они производят продукции?
— Личные подсобные хозяйства, по данным Всероссийской сельскохозяйственной переписи-2006, — 57,3 процента всей сельхозпродукции! Почти весь картофель российский — 92%, 88% меда, 77% овощей и фруктов. Но есть любопытная тенденция. Перепись 2016 года зафиксировала уменьшение фермеров на 40 тысяч человек. И на те же 40 тысяч увеличилось число предприятий малого бизнеса, которые обслуживают сельскую местность. О чем это говорит? Просто заниматься сельским хозяйством в деревне тяжело и невыгодно. Люди сменили сферу занятости. Пытаются не просто мясо производить, а какие-то эксклюзивные колбасы и сыры, консервы.
— Почему горожане возвращаются на землю?
— Это естественная эволюция сельско-городских отношений. В Европе все это началось в 60-х годах. На языке социально-экономической географии это называлось субурбанизацией. Респектабельные представители среднего класса хотели жить за городом, там спокойнее, чем в мегаполисе.
В экспедиции «КП» «Вниз по матушке Волге» там, где Волга встречается с Камой, мы встретили семью Плужниковых — классических новых робинзонов. Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ.
В начале интервью Александр Никулин ограничил наш разговор рамками Нечерноземья. Бедные почвы, жалкие урожаи, обилие мегаполисов и незавершенный советский эксперимент:
— Советская власть сделала ставку на стирание границ между сельской местностью и городом в пользу города. Села должны были превратиться в агрогородки при крупных агрофабриках. Когда у СССР появились нефтяные деньги, в село вкладывали немалые суммы. Если поговорить с сельскими жителями, заставшими СССР, они с теплотой вспоминают 70 — 80-е годы. Но система оказалась неэффективной. Дисциплина на агрофабриках была низкая. А потом вдруг выяснилось, что другие страны никаких колхозов и совхозов не городили. По всей Европе существуют фермерские хозяйства, агрохолдингов не слышали и не видели.
— То есть?
— Все просвещенные и богатые страны агрохолдингов не имеют. Они есть в странах третьего мира, где и родились — в гигантских латифундиях Южной Америки. Россия, Украина и Казахстан пошли по этому пути, земли позволяли. Но агрохолдинги очень прагматичны, они работают там, где гарантирована прибыль. Они требуют дотаций и льготных кредитов. Им интересен юг и территории вокруг мегаполисов. В Нечерноземье земля им не нужна.
— Но там же испокон веков люди жили с земли!
— СССР достаточно жесткими методами переселял людей в города для реализации индустриальных проектов. Если в Европе превращение сельского населения в городское занимало 10 поколений, с XIX века мы уложились в три. И получили «эффект дачников». Такого нет ни в одной стране мира! После нас с большим отрывом по «дачникам» идет Скандинавия.
— И эта дачная картошка получается золотой, считали все кому не лень. И по бензину, и по проезду на электричках…
— Да, это нерационально. Но это можно объяснить только важностью, приоритетом сельской жизни для горожан. Когда едешь десятки километров, под Пушкином например, — дачи.
— Под Питером целые мегаполисы: Мшинская, Синявино — туда летом переселяются по 300 тысяч человек.
— Экспансия на землю продолжается. У меня дача в Можайском районе, еще 10 лет назад это было глухое место. По статистике, в России 150 тысяч сельских населенных пунктов. Но 30 тысяч заброшено, числятся на бумаге. И 10 — 12 тысяч живы благодаря горожанам-дачникам.
Переехавшие из мегаполисов устраивают свой деревенский быт не по сельским обычаям — по городским, чтобы не только красиво было, но и быт облегчало… Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ.
ЗОЖ и кедрозвоны — спасители села?
Александр Никулин считает, что именно мода на здоровый образ жизни и здоровое питание дала новый толчок развитию сельского хозяйства. А интернет убрал ненужных посредников и связал фермера с конечным покупателем. Идеальная бизнес-модель:
— Сначала именно зажиточные люди озаботились здоровым питанием, продукция агрохолдингов их не устраивает. Им нужен конкретный гусь, от такого-то фермера, они выберут его на сайте хозяйства, гуся доставят домой. В 15 раз дороже. Этим занимаются десятки, может быть, сотни интернет-магазинов. Сначала это казалось чудачеством, но быстро распространилось среди среднего класса.
— Даже небогатые люди берут на Новый год так называемую праздничную корзину фермерских продуктов. Это тренд такой.
— Следующий сюжет — экопоселения. 20 лет назад этих людей считали сумасшедшими — рерихнутыми, кедрозвонами. Мне приходилось бывать и в таких поселениях, и в «родовых поместьях» на конференциях, которые они устраивают. И я не верю тем, кто говорит, что у нас народ инертен и не способен к самоорганизации. Официально таких поселений 300 — 400. Россия давно уже переплюнула весь ЕС по экопоселениям. Всего за два десятка лет. Это реально проявляется энергия наших граждан, создающих альтернативные формы образа жизни. Причем своим трудом и за свой счет меняют среду. У нас появился слой людей, которые могут жить и работать на природе. В Калужской области есть экопоселение «Ковчег» — на первом месте у них программисты, на втором — музыканты. Но людям таких профессий, людям с достатком нужен комфорт, городские блага. Без этого они не мигрируют. А жизнь с городскими удобствами в деревне дает работу местным жителям — расчистка дорог зимой, ремонт летом. Обслуживание домов и участков и многое другое.
Меньше пьют и не колются
— Сами коренные жители деревень как-то изменились за последние десятилетия? Меня с учетными книгами в руках в селе Прямухино Тверской области уверяли, что последние алкоголики у них вымерли в конце 90-х. Потомства не дали. Друг-фермер с Новгородчины сказал дословно: «С 2000-х годов мужики по деревне в женской кофте и галошах на босу ногу не ходят, поумирали все, собакам — собачья смерть». Это так?
— Я хорошо помню, как знакомые эксперты-рыночники радовались в 90-х, что тунеядцы и пьяницы вымрут — никто о них заботиться не будет. По моим наблюдениям, сделанным за 25 лет работы в сельской местности, очень много людей умерло. Умирали одиночки-алкоголики, умирали и сгорали в своих домах целыми пьющими семьями. А статистика говорит, что употребление алкоголя стало снижаться только в последние годы. Руководители сельхозпредприятий так мне и говорят: «В брежневские времена квасили все, начиная с руководителей районов». Люди по-прежнему любят выпить, но не с утра. Идет процесс протрезвления, хотя и медленнее, чем в городе. Но он отслеживается и в деревне — там, где есть работа.
Но есть и любопытная особенность. По моим наблюдениям, наркоторговцев деревня не интересует как рынок сбыта. Наркотиков в селе меньше на порядок.
— А если нет работы? Где ее взять?
— Тогда все очень плохо, особенно в малых городах. Картины, как в 90-х. Есть у нас еще один пока невостребованный ресурс — малые предприятия в сельской местности. За счет чего рванул Китай? Большинство пластмассовых китайских игрушек сделано в сельской местности. В царской России село делало все что угодно — от карет до стекла. И даже в СССР была промысловая кооперация. И получается парадокс — большинство изделий традиционных русских деревенских промыслов делается в городах! Еще один ресурс — внутренние мигранты, которые работают в городах вахтовым методом, но возвращаются в свои села. Это важный элемент сельской экономики. Их миллионы. А заработанные деньги они вкладывают в развитие своих хозяйств и инфраструктуру.
— А местные власти?
— Сейчас стало правилом хорошего тона: каждая областная администрация должна иметь хотя бы один образцовый историко-культурный объект. «Иркутская деревня», «Кубанская деревня». То есть местная бюрократия заботится о локальной идентичности и думает о туризме.
В новых деревнях новых сельских русских все экологично — даже ступеньки в доме. Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ.
ПРОГНОЗ
«Волки и медведи приходят. Неуютно»
Говорю своему собеседнику, что за последние двадцать лет символ России — березка в деревнях стала восприниматься как сорняк…
— Спутниковые съемки показывают, что Россия зарастает лесами. Беседовал с сельскими жителями под Нижним. Они с такой тревогой говорят мне: «Лес наступает. Неуютно. Лисы, волки, медведи приходят». Даже в малых городах мне рассказывали, как в морозы к ним забегают волки и дерут собак.
Нужны программы переосвоения сельской местности. На макроуровне должна быть внятная государственная политика, на микроуровне — зажигательные примеры. Пока это все на уровне отдельных семейных хозяйств. Но развитие невозможно без устойчивого сельского сообщества, общины. Вот проект дальневосточного гектара меня удивлял. На кого он рассчитан? На робинзонов?
— А Столыпин?
— Перед столыпинскими переселенцами шли землемеры, сельские поселения планировались, выдавались инвентарь и семена, переселялись общинами, деревнями. Одиночки не осваивают такие территории с такими сложными условиями. В прошлом году была большая конференция БРИКС, возили делегатов по селам. Они были в шоке: «Как же так, у вас крестьян нет! А мы читали… у Толстого…» Там, где есть крестьянство, обустраивать сельскую местность просто.
— Ваш прогноз?
— Он осторожный. У нас появятся районы с привлекательным, устойчивым сельским развитием. Если соответствуют запросам людей климат и ландшафты — будет развиваться историко-культурный туризм. А дальше тупик. Село обескровлено полувековым исходом людей в города. С Нечерноземьем — ладно, страну прокормит юг. В этом регионе нужно просто поддерживать так называемые очаги культуры, вокруг них сосредотачиваются женщины — школы, больницы, детские сады.
— А женщины — это семьи и детки! Здоровые детки, выросшие на природе.
— У нас есть такой географ Борис Родоман. Он выдвинул такую концепцию: будущее России — в ее экологии. Он приводил в пример парк «Лосиный Остров». Его функции для Москвы громадны. При этом никому в голову не приходит превращать его в технопарк. Для всего земного шара Россия могла бы быть резерватом экологически чистых ресурсов. И это главная наша ценность. Русский человек изначально был бродягой, охотником и собирателем. Русский крестьянин бродил по необъятным просторам. Его пришлось прикреплять к земле насильно. В этом и есть причина неуспеха нашего в сельском хозяйстве. А с другой стороны, у нас есть солдаты, которые могут все это защитить. Вот это наш путь в XXI веке.
— А литье пластмассы под давлением мы оставим китайцам.
