Недавно новгородский врач Александр Клецко рассказал в соцсети, как прошлым летом оперировал глубокий порез в полевых условиях. На следующий день он стал местной знаменитостью. А затем – получил выговор Министерства здравоохранения Новгородской области за операцию вне стен медицинского учреждения. Оказалось, что реальная районная и официальная медицина живут в параллельных мирах. Источник: https://www.svoboda.org

 

 

Александр Клецко ушел в свободное плавание еще в 1991 году. После советской хирургической школы, с красным дипломом, он стал мануальным терапевтом и остеопатом в Боровичах, где живут 50 тысяч человек, – достаточно крупный для частной врачебной практики районный центр.

 

 

Страна только вставала на рыночные рельсы и открыла для специалистов новые возможности: зарегистрироваться как предприниматель, получить лицензию и принимать пациентов в своем кабинете. Но параллельно она поставила государственную медицину в жесткие рамки обязательного медицинского страхования.

 

 

 

Система здравоохранения в больших городах более-менее справилась, там даже частные клиники принимают по ОМС. Совсем другая ситуация в глубинке. В сельских районах в лучшем случае осталось по одной больнице, а к 2019 году началась «реорганизация» и этих последних ЦРБ. Сокращение ставок и дефицит кадров делают медицинскую помощь на селе практически недоступной.

 

 

 

Нитки, иголки, нож, плоскогубцы

 

 

 

– В августе приехали с женой, как обычно, к ночи в пятницу на дачу. Не успел машину разгрузить, минут через пятнадцать приходит мальчик соседский. Мол, дядя Саша, там мама на стекло упала. Я, когда узнал, что на стекло, понял, что легко не отделаться. Раны от стекла самые нехорошие. От ножа, даже от пули нервы, сухожилия отклоняются, и таких тяжелых последствий не бывает. Ранение стеклом имеет эффект гильотины, – говорит Александр Клецко.

 

 

 

Пострадавшая Оксана Смелкова – одна из семи постоянных жителей деревни Фалалеево, где у семьи Клецко есть дача. У любого врача в глубинке есть минимальный набор необходимых материалов и препаратов для оказания скорой помощи. Преднизолон – от шока и аллергии, новокаин – обезболивающее, а также перевязочный материал и хирургические инструменты. Последние, как назло, остались дома в Боровичах.

 

 

 

«А тут я расслабился. И так от медицины тошнит, хочется отдохнуть, поэтому я был технически не готов», – вспоминает доктор. Врач перевязал Смелковой рану и предложил вызвать скорую помощь, но деревенские запротестовали, вспомнив случай, когда машина ехала два часа.

 

 

 

– Поскольку я нынешнюю ситуацию со скорой знаю – ничего удивительного. Проще всего скорую вызвать, но когда она приедет? Это же огромная территория, малонаселенная. Я знаю, как эти ребята работают, в каких нечеловеческих условиях, я их ужасно уважаю, но им не охватить весь район, – сказал врач.

 

Ближайшая больница от деревни находится в 12 километрах в селе Мошенское. Это бывшая районная больница, сокращенная до предела, поэтому пациентку с таким ранением, скорее всего, повезли бы в Боровичи – еще 50 километров. Врач в травматологическом отделении принял бы только при отсутствии других экстренных пациентов.

 

 

 

А потом, в ночи, ехать домой не на чем. Автобуса нет, такси стоит несколько сотен рублей. Оксана Смелкова из-за травмы головы была на инвалидности и жила на пособие. Осенью прошлого года инвалидность ей не продлили, поэтому теперь она осталась почти без средств к существованию:

 

– Я ложилась в больницу в Мошенском на две недели за свой счет, только чтобы подтверждение на группу было. А группу так и не дали. Сами видели, живем мы небогато. У меня сейчас муж работает, получает 13 тысяч. Отсюда только чтобы доехать в Боровичей, надо 400 рублей. Автобусы не ходят.

 

 

 

– В экстренной хирургии, как в шахматах, есть такое понятие – потеря качества при выигрыше темпа, – говорит хирург. – То есть время очень много значит для дальнейшего раневого процесса. Когда ты зашиваешь рану быстро, она заживает первичным натяжением, как хирургический надрез. Но чем больше проходит времени до хирургической обработки, тем больше угроза, что рана не заживет и развалится. Она будет заживать вторичным натяжением, через нагноение. Появится рубец, рука будет работать хуже. В общем, надо было делать быстро. Вопрос только – чем делать.

 

 

 

Муж пострадавшей побежал по деревне, набрал женских прокладок, перекись водорода, простой антисептик, швейные иглы и нитки. «Так как к самогону у меня доверия нет, мне принесли одеколон «Саша», там настоящий 70-процентный спирт. Прекрасный антисептик, только воняет на всю деревню», – говорит врач.

 

 

 

Вместо иглодержателя – плоскогубцы, вместо скальпеля – рыбацкий нож, вместо хирургических ножниц – маникюрные. «А дальше – несложный вопрос техники». Разрезанную мышцу и кожу удалось соединить вовремя, рана зажила безболезненно.

 

 

 

Александр уверяет, что с такой работой справился бы любой фельдшер, будь он поблизости: «А то, что плоскогубцы, нож – так это просто инструменты. Да, хирургические инструменты красивые, блестящие, ими удобнее работать. Но в сущности это одно и то же. Скальпель – это острый нож, иголкодержатель – это плоскогубцы».

 

 

 

Горький опыт

 

 

Фалалеево – маленькая деревня на холме. Здесь постоянно живут семь человек, но летом живописное место в Мошенском районе привлекает дачников. В августе 2018 года здесь случилось происшествие: мужчина и женщина разбились на мотоцикле. Пострадавшая, знакомая Смелковой, потеряла много крови и теряла сознание – скорую пришлось ждать два часа.

 

 

 

– Поэтому Оксана и побоялась вызывать скорую помощь, да и потом пришлось бы идти домой пешком. Положение у них скромное, денег нет, поэтому она отказалась вызывать скорую, – рассказывает соседка Любовь Васильева.

Оксана Смелкова показывает зажившую рану
Оксана Смелкова показывает зажившую рану 

Оксана Смелкова очень благодарна Александру Клецко за помощь, которую он оказал ей после травмы стеклом, – «зашил моментом»! Она показывает шрам – аккуратный, не бросающийся в глаза. «Рука работает, как раньше. У меня было очень сильно порезано, я даже руку не чувствовала. А сейчас даже и пальцы – всё работает», – отмечает она.

 

 

 

– Скорая к нам едет очень долго. Я ребенку вызывала, у меня опыт есть. Мы ждали где-то около двух часов. Повторно позвонила, говорят, таблеток дайте, – рассказала Оксана Смелкова.

 

 

До Фалалеева из Мошенского ведет ровная асфальтированная дорога, по которой машина скорой помощи могла бы действительно быстро доехать. А дальше – как повезет. В экстренном случае можно отправиться за два километра в соседнюю деревню Устрека, где находится фельдшерско-акушерский пункт. В деревне живет более ста человек, вечером по ней бегают ребятишки. Центр деревни встречает восстановленным, но так и не открытым православным храмом и бюстом Александру II. Фельдшерско-акушерский пункт (ФАП) оказывается закрытым на амбарный замок. Судя по сугробу перед входом, этой зимой учреждение точно не работало.

 

– У нас не то что ФАПы – районная больница закрывается. Я не знаю, что будет у нас вообще с медициной, если даже скорая помощь одна в Мошенском осталась, – говорит Любовь Васильева. – У меня тетя три года назад инсульт перенесла. Она психически больной человек, и мне пришлось взять ее к себе. И вот недавно она пять дней не ела, не пила, обострение такое. Кому звонить? Не в скорую, потому что нужно специализированного врача. Звоню психологу-наркологу, говорю: можете приехать? Мне говорят: «Привозите ее сами». Да как я ее привезу? Она не выходит из комнаты. Но, говорят, только своим ходом на обследование. Что мне делать?..

«Надо что-то решать с этим», – резюмирует Любовь свой рассказ о местной системе здравоохранения.

 

 

 

«Это могло привести к серьезным последствиям»

 

 

 

Историю полугодичной давности врач описал еще 13 марта. Но чиновники отреагировали лишь после того, как она разошлась по СМИ и сообществам «ВКонтакте». 21 марта Министерство здравоохранения Новгородской области отреагировало критическим замечанием.

 

 

«Даже не предприняв попытку вызвать бригаду СМП, А. Клецко принял решение выполнять медицинское вмешательство самостоятельно, тем самым нарушив стандарты и порядки оказания медицинской помощи. Это могло привести к серьезным последствиям для жизни и здоровья пациента. А. Клецко, являясь врачом, не предпринял попыток к оказанию квалифицированной медицинской помощи. А также не довез пациента до больницы с. Мошенское», – говорится в заявлении Минздрава.

 

Клецко успел за свою карьеру поработать и на руководящих постах в медицине. В Мошенской ЦРБ, куда, по идее, должны были вести пациентку из Фалалеева, он работал главврачом с 1996 по 2007 год. Когда уходил, в больнице работало 240 человек, было восемь машин скорой помощи в самом Мошенском, еще две – в отдаленной части района, а также 18 фельдшерско-акушерских пунктов.

 

 

 

– Видя, как в последние годы было уничтожено то, на что я потратил в том же Мошенском районе 11 лет жизни на создание структуры… Да стал бы я делать это вот так [в нормальных условиях]? При нормально развитой структуре медицинской помощи – достал трубку, позвонил за три минуты и ушел рыбу ловить. И система сама делает все чисто и красиво, – объясняет Клецко.

 

 

 

Сейчас Мошенской центральной районной больницы как отдельной структуры не существует. 1 марта она присоединена к Боровичской ЦРБ, и в ней работает около шестидесяти человек. В марте сотрудники больницы трудились без договоров. Машина скорой помощи – одна на весь район. Если она уедет на несколько десятков километров, то ждать придется ее точно не меньше двух часов. Пункт скорой с недавних пор закрыт из-за опасности обрушения кирпичной стены. Вдоль дверного проема видно, как трещина разделяет кладку надвое.

 

 

 

– Потребовалось, благодаря оптимизации, дойти до дна. Хотя бы для того, чтобы оптимизаторы почувствовали, чего они добились, – написал Александр Клецко на своей странице «ВКонтакте».

 

Ad 3
Advertisements

– Потребовалось, благодаря оптимизации, дойти до дна. Хотя бы для того, чтобы оптимизаторы почувствовали, чего они добились, – написал Александр Клецко на своей странице «ВКонтакте».

Свою дачную операцию он считает рядовым случаем. В деревне, лесу или на дороге регулярно приходится оказывать помощь и лечить травмы. Районные врачи, находясь не на рабочем месте, не спрашивают номер страхового полиса и не требуют заполнить нужные бланки, поставить подписи в бумагах.

 

 

 

– Это даже не запоминается. Я не знаю, сколько раз за жизнь только я делал такое. Но это делает любой районный хирург. Рядовая работа. Идешь на улице, видишь, кто-то падает. Смотришь, ставишь диагноз, конечно, вызываешь скорую. Но пока приедет скорая – и инфаркты приходилось откачивать. Вот пока скорая едет, ты его качаешь. Хорошо, сердце завел, – объясняет Александр Клецко. По его словам, в районах «мясорубка» и на фельдшеров и врачей постоянный спрос.

 

Врач должен уметь делать «здесь и сейчас», вне зависимости от врачебных стандартов, отмечает Александр Леонидович. Скорая немедленная помощь важнее стандартов Минздрава, уверен он.

 

 

 

– Не надо доводить ситуацию до абсурда. Если бы Минздрав не свалял тогда дурака, никто не обратил бы на это внимания, – говорит хирург.

 

 

 

– Я не ожидал такой реакции, – признается Александр Клецко. – Видимо, людям попало по больному. Они чувствуют, что уже остались без адекватной медицинской помощи. Они видят, как на глазах все уничтожается, какими бы красивыми словами это ни называли.

 

 

 

Вы бы провели свое журналистское расследование, кто придумал термин «оптимизация». Как говорил товарищ Сталин, не бывает форс-мажорных обстоятельств. У каждой нашей неудачи и у каждого успеха есть фамилия, имя и отчество. Медицина уничтожается под вывеской, что делается только лучше, мол, «люди, улыбайтесь». Но люди не улыбаются.

Loading