Село Медное в Калининском районе Тверской области. Машина едет мимо заброшенного детского лагеря «Сокол», сворачивает за бетонное ограждение, и пассажиры видят то, чего никак не ожидаешь увидеть в этих местах: российский и итальянский флаги.

Здесь живет Пьетро Мацца — человек, построивший в российской деревне свою маленькую Италию и научивший местных жителей делать калабрийский сыр юнката. Как ему это удалось, он рассказал корреспонденту «Недели».  Источник: https://rg.ru/

Сеньор Пьетро, я правильно понимаю, что в переводе с итальянского мацца — это булава, и поэтому эмблема вашего земледельческого хозяйства — перекрещенные булавы?

Пьетро Мацца: Да. У нас очень древний род, известна его история в последние 800 лет. Среди моих предков были люди благородных кровей, были те, кто занимался сельским хозяйством. Последние столетия из поколения в поколение Мацца возделывали землю, разводили скот, делали сыры, колбасы. Когда мы с Жанной начали этим заниматься, мне не нужно было ничего придумывать, узнавать. Все рецепты были у меня в голове, я впитал их, когда был мальчиком, и смотрел, как готовит мой дед — тоже Пьетро. Меня назвали в честь него, и мы были похожи друг на друга, как отец и сын, а не как дед и внук. Сейчас традиции земледелия в Калабрии продолжает моя сестра.

То есть, если бы не Жанна, вы были бы итальянским сыроделом в Италии? Как вы познакомились?

Жанна Мацца: Мы познакомились в 1990 году в Риме, куда я приехала искать себя. Я жила и училась в Москве на технолога общественного питания, хотела поступать в Плехановский, но в тот год не было набора. А поженились два года спустя, уже на родине Пьетро, в Калабрии. Так что в этом году мы отпразднуем 30-летие свадьбы. У нас там был свой дом, там родилась наша дочь Джессика. В 1997 году мы поехали в отпуск в Россию, чтобы показать ее моим родителям, и остались здесь навсегда. В Италии мы с тех пор, в общем-то, и не были.

Как такое возможно? Мне кажется, что каждый, кто хоть раз там побывал, влюбляется в эту страну навсегда.

Пьетро Мацца: Вот так же и я навсегда влюбился в Россию. Мои корни никуда не денутся — Италия всегда во мне, и я привез ее сюда. Несмотря на то что многое у нас еще не доделано, главное, что чувствуют наши гости, — эту атмосферу. Понимаете? Жанна уехала из России, а я привез ее обратно. Когда мы приехали сюда, здесь была разруха. Мы перелезли через ограду, она посмотрела вокруг и заявила: «Я здесь жить не буду».

Жанна Мацца: Вы не представляете, что тут было. Заброшенный колбасный комбинат, разваленные старые цеха и коровники. У ворот лежала куча костей. Как в картине Верещагина «Апофеоз войны»! Отличие только в том, что это были кости коров. А Пьетро был в полном восторге. Потом мы приехали сюда с шестилетней Джессикой, и она пошла по территории, строя планы: «Тут у меня будет то, там это…» Никто не верил, что у нас что-то получится. Когда Пьетро говорил, что он будет развивать здесь агротуризм, друзья хохотали.

Пьетро Мацца: Постепенно. Поначалу мы делали сыр из молока, которое покупали у местных колхозников. Но российские колхозы кормили коров силосом, сырье получалось непригодным для производства наших сыров. По технологии изготовления, например, пармезана коровы не должны есть ферментированный корм — такой, как силос. Они должны питаться свежей травой. В России это сделать практически невозможно — здесь есть зимний период. Но можно делать сенаж — это сено в вакууме.

Колхозникам это было невыгодно, ведь силос гораздо дешевле. В конечном итоге нам пришлось купить колхоз, коров и заняться всем этим самим. И теперь мы перерабатываем только собственное молоко и мясо. Конечно, какой-то процент ферментации в таком корме все равно присутствует. Тем не менее, если вы попробуете наш пармезан, вы увидите, что это очень близко к тому, что производят в Италии. И вот к этому мы стремились. Но, сами понимаете, это очень трудоемкий процесс, поэтому мы не можем позволить себе уехать куда-то в отпуск.

Ad 3
Advertisements

И вы сделали себе здесь маленькую Италию?

Жанна Мацца: Калабрию. Пьетро всегда подчеркивает, что он — калабриец. Дома мы говорим на калабрийском диалекте. Он закупил правильные кофейные машины, мы жарим правильный кофе, печем правильный хлеб на закваске по семейному рецепту, заготавливаем вяленые помидоры так, как это делали у него дома, делаем правильные колбасы и сыры. А тех, кто сюда приезжает, мы учим делать традиционный калабрийский сыр юнката, который уже практически не делают в Италии. Мы работаем с крупными московскими и петербургскими ресторанами, шеф-поварам которых важно, чтобы продукт был полностью натуральным. Теперь у нас огромное хозяйство: два колхоза, дегустационный зал, небольшой постоялый двор. К нам приезжают туристы, мы показываем им, как живем, учим их варить сыр, угощаем нашей продукцией. Агроферма — это не бизнес. Это хобби. Да, у нас не было за эти 25 лет ни одного выходного. Но Пьетро мне все время говорит: «Зачем мне отдых? Я не считаю, что я на работе».

Действительно, здесь нет суеты, время как будто течет медленнее.

Пьетро Мацца: Время нельзя остановить — это понятно. Но нужно прекратить спешить. Как живет современный человек? Четыре телефона, электронная почта, разговоры на бегу в три места сразу. А для меня главное — солнечное время, а не то, что нужно успеть сделать за день. И это совершенно другой способ жизни. У меня тоже есть проблемы: постоянная нехватка денег, платить зарплаты, налоги и так далее. То же, что и у всех. Но я никуда не бегу. И это гораздо проще, чем кажется.

И можно, не бегая, сделать бизнес в России?

Пьетро Мацца: Раз мы здесь уже 25-й год, значит, можно. Я небогатый человек. Я работаю, чтобы жить, не спеша осуществлять все свои планы. Сначала делаю, а потом считаю. И многие за эти годы, глядя на меня, поняли, что это возможно. Я против любой глобализации. Для меня существует только индивидуальность. Двое — это уже глобализация, что уж говорить про страны. Я связан своими корнями, и ничто не заставит меня индустриализироваться или глобализироваться. То, что сейчас происходит в мировой политике, — это конец глобализации, которого я так ждал. Хватит глобализироваться. Пора возвращаться к своим корням.

Что, по-вашему, будет тут через сто лет?

Пьетро Мацца: То же самое. Ну, с какими-то улучшениями — у нас есть еще планы. Наша дочь Джессика сказала, что она будет продолжать наше дело. Если мои внуки будут такими же умными, как я, они будут жить здесь, но не забудут свои итальянские корни.

Ариадна Рокоссовская.

 

Loading