Это сейчас в ЦДЛ может войти кто ни попадя, и никаких пропусков не спрашивают. Можно вообще не знать, куда бабло внесло хавло. Рыночный цинизм, тонкая отстройка по денежной шкале. А вот во времена алых корок с гербом и золотом: «Союз писателей СССР»!..
Перейдем, к примеру, в тогдашний Дубовый зал. Солянка и антрекот по столовским ценам, картошечка с селедочкой по условным ценам, икра и жюльен задешево и капустка хрусткая квашеная дешевле трамвайных билетов для безденежных донов. И, само собой, водочка небалованная.
Итак. Сидели трое — число, освященное традицией — и цедили горечь жизни из графинчика под занюх. Это — судьба?.. Черств хлеб писателя на Руси. А крутом секретарская сволочь цыплят табака чавкает и в коньяке купается. А ведь все продажные суки и конъюнктурщики.
О чем думает бедный писатель? О том, как стать богатым писателем.
В прямой речи далее мы опускаем все матерные связки, без которых речь мастеров слова рассыпается, как сухая каша, не сдобренная маслом.
— …ь! С пятым пунктом уже не берут даже под псевдонимом!
…— сказал третий и развел по рюмкам остатки. — У вас отсутствует позитивное мышление. Конкретно: кто имеет минимальные шансы на пропих.
И стали загибать пальцы, благо брать ими со стола было нечего:
— Поэт. На русском. Новаторская форма. Еврей. Без связей и покровителей. Москвич — квота в планах на них превышена. Примелькавшийся, но затертый.
«Это мы…» — закручинились три богатыря.
— А требуется — по принципу от обратного, — сказал Яша-2:
Первое. Национал. На них план. Не хватает.
Второе. Из малого народа. До советской власти вообще письменности не имели.
Третье. Провинциал. Живущий в своей глуши.
Четвертое. Никому не известен. Литературное открытие!
Пятое. Форма — классическая. С вкраплениями местного колорита.
Шестое. Его книжка должна выйти на родине на местном языке. И тут ее узнает Москва!
Седьмое. И эти стихи подборками идут в издательства, в журналы, в секретариат, в комитеты по премиям, куда угодно — в хорошем русском переводе. Чтоб переводчики были уже как-то известны.
— А тебе что с того нацпоэта?.. — вздохнул Яша-1. — Меня уже тошнит от подстрочников.
— Кирюха, — удивился Яша-2. — Под его маркой ты можешь публиковать свои стихи вагонами и километрами. Нганасанскому акыну везде у нас дорога. Да у тебя эти переводы с руками отрывать будут. Это ж не с французского!
— Те-те-те, — мечтательно поцокал Нюма. — Желательно первобытное племя, не искаженное грамотностью. Чтоб ни один сородич своему трубадуру не конкурент.
— Гениально! — оценил Яша-1. — Поймать и бить, пока не забудет все буквы. Но — где ты найдешь поэта?!
…И вот в этот бедлам застенчиво торкается пополнение. В дверях встает, как портрет джигита в рамке, парень с необыкновенно выразительным кавказским носом.
— Ба! У нас гость! — возникает Нюма и хватает пролетающую официантку за ближнюю выпуклость. — Раечка, стульчик организуй нам. — А двум Яшкам делает рожи: молчать, пьяные идиоты!
И они переглядываются, как аборигены, которые хотят съесть Кука. И расцветают циничным дружелюбием. Легко знакомятся, церемонно трясут руки.
И дают понять небрежно, что вообще-то они знаменитые московские поэты. С Олимпа спустились поужинать. Не хрен собачий.
— А тебя сюда, Руслан, каким ветром занесло-то?
— Покушать захотел, дал швейцару денег, он пустил. Нигде мест нет, да.
— Рус-слан, —• интересуется Яша-2, — а поэты в вашей… — и замедляется, мучительно ища необидное слово… — в вашей маленькой стране есть?
— У нас все поэты! — пылко отвечает Руслан. — Но пока нэт.
— А… переводчики?.. — спрашивает Яша-1.
— Переводчиков тоже нэт, — коротко вздыхает Руслан.
— Значит, так. Руслан! Ты хочешь стать поэтом?
— Самым знаменитым поэтом на всем Кавказе! — уточняет Яша-2.
— Тогда бери еще бутылку коньяка КВВК, — приказал Нюма. — Сейчас мы тебе все объясним.
Они пинают друга под столом и бьют кулаком в плечо.
— За н а ш у победу! — ревет Нюма, и никто не обращает внимания, потому что двенадцатый час, и рев этот нам привычный. К полуночи литератор голосист, как леший на шабаше.
Они сблизили головы над столом и с оглядкой умерили голос:
— Слушай внимательно. Мы — пишем стихотворение. Ты — переводишь его на свой язык. Своими словами, как умеешь, — это не важно. Потом ты публикуешь его дома. Мы научим как. Позвоним кому надо. Ты только переведи и принеси. А потом мы сразу печатаем его на русском языке в московском журнале!
— Мы составляем из таких стихов книжку. И ты подаешь ее на своем языке в свое издательство. Какой у вас свой самый крупный город?
— Махачкала-а… — протянул с облаков Руслан.
— Махачкала! Гениально! Лучше бы Ханты-Мансийск… ну ладно уж.
— Слушай, чувачок, а ты не чеченец? И не балкарец? Не ингуш? Ну слава богу. А то с репрессированными народами есть трудности. Лучше всего, когда о твоем народе вообще раньше не слышали.
По лицу Руслана было видно, как он молча проглатывает обиду за свой маленький гордый народ, о котором вообще не слышали.
— Зато теперь про твой маленький гордый народ узнают все, — великодушно пообещал Яша-2. — С великого и могучего русского языка — переведут на все языки!
Нюма пояснил:
— Как только твоя книга выходит в Ханкале… что? — в Махачкале, — еще бы не вышла! народу нужен поэт! — мы сдаем ее в московское издательство!
— А у него план по расцвету малых народов при социализме!
— И ты, как представитель малого народа, создающий его литературу, автоматом выставляешься на… Ленинскую премию!
— Которую мы честно делим на четыре части, и ты получаешь столько же, сколько мы!
Остапы вытерли свои благородные лбы.
— Ленинская премия — это сколько? — практично спросил кандидат в лауреаты.
— Вы на него посмотрите. Тебе хватит. Сто тысяч рублей устроит? Двадцать пять — тебе.
Материальная сторона вопроса правильно подействовала на молодого, но кавказского человека. Теперь перед ними сидел бизнесмен и партнер. Бизнесмен прикидывал, в чем прикол и можно ли сорвать больше. Партнер деловито спросил:
— А стихи где?
— В Караганде! — хором ответили поэты. — Стихи завтра. Ну так как, Руслан?
— Я не Руслан.
— То есть? А кто?
— Я Расул.
— А почему сказал — Руслан?
— Вы не расслышали.
— А чего ж не поправил?
— У нас не принято поправлять старших. Невежливо.
— Один хрен, Расул. Фамилия твоя как?
Вот так появилась на свет знаменитая некогда книга стихотворений аварца Расула Гамзатова «Высокие звезды», получившая в 1963 году Ленинскую премию, а сам Гамзатов — орден Дружбы народов и скорую мировую славу.
Переводчики Яков Козловский, Яков Хелемский и Наум Гребнев стали маститыми и состоятельными, вошли в реестр поэтического мира, а националы стояли к ним в очередь со своими подстрочниками подмышкой.
Характерно, что собственные стихи под собственными именами трех достойных джентльменов успехом не пользовались по-прежнему. Точно найденный образ и имидж Поэта — великое дело.
Но и Гамзатов без них был как скрипач с губной гармошкой, в которой пацаны спичками заткнули дырочки…
