— Белорусы не раз переживали страшные эпидемии, уносившие тысячи жизней и порой целиком опустошая ранее многолюдные села, — говорит фольклорист Татьяна Володина. Источник: https://www.kp.by
— Сохранились ли сведения о борьбе с эпидемиями?
— В документах до XIX века указываются лишь меры, которые принимали в городах. Прежде всего по ограничению въезда и выезда. Изредка бывают упоминания в церковных документах о молебнах.
Среди методов дезинфекции у крестьян было окуривание дымом от тления остро и дурно пахнущих веществ, растений (например, полыни, чертополоха, можжевельника, дягиля). «Медицинские предписания против морового поветрия» 1640 года с наших земель рекомендовали «для уничтожения заразы» делать это в закрытых помещениях утром и вечером. К больному ставили сковородку так, чтобы дым прошел между рубашкой и телом.
Прибывших из зараженной местности людей также окуривали. Особая роль у дягиля. Этнограф Михаил Федеровский на Гродненщине записал: «Даўнейшых часоў, як панавала надта халера, то людзі мачылі дзягель у гарэлцы i пілі, а халера хадзіла пад вокнамі i дзе знюхае дзягель, то, бывала, кажа: «Фіц, фіц, я тут не зраблю ніц, бо яны умеюць дзягіль піць!».
Образ черного петуха стал фрагментом декорации к спектаклю Купаловского театра «Шляхціц Завальня, або Беларусь у фантастычных апавяданнях».
Образ черного петуха стал фрагментом декорации к спектаклю Купаловского театра «Шляхціц Завальня, або Беларусь у фантастычных апавяданнях».
— Но были ведь еще и народные обряды, в силу которых верили предки…
— И сведения о страшных обрядах, вызванных отчаянием, звучат, в судебных делах и протоколах допросов! Так, в начале августа 1855 года крестьяне села Акоповичи Новогрудского уезда заманили старую больную Луцию Манькову на кладбище, столкнули ее в могилу с телами умерших от холеры, и засыпали ее землей. А в августе 1871 года в том же уезде крестьяне ради избавления от холеры хотели похоронить заживо больную крестьянку Марцелю. К счастью, вернулся ее муж и выгнал из дома мужчин. Однако, по слухам, соседи похоронили заживо одинокую Софью, что болела и почти умирала…
— Это далеко от представления о белорусах как о людях спокойных и сдержанных…
— За обрядами кроется желание устранить причину беды. А еще закон мифологического мировидения в целом — дар за дар. Да, человеческие жертвы — это крайние и, к счастью, единичные случаи. К XVIII — XIX векам их заменили жертвованием домашних птиц и животных, и прежде всего петуха. Своим пением он изгонял нечисть, приветствовал день. А в то же время, считалось, мог снести яйцо со змеем внутри и быть способным к обороту. Так вот, при эпидемиях черного петуха, к примеру, в Борисовском уезде одевали «во все принадлежности мужского костюма, выносили на перекресток и там живым закапывали в землю». Вообще, верили, что холера без живой жертвы не останавливается. Согласно судебным документам, один крестьянин из деревни Каменки Новогрудского уезда, хороня своего сына, умершего от холеры, похоронил с ним и восемь живых котов…
— Впечатляющие методы…
— Кстати, народных ритуально-магических средств от самых страшных эпидемий записано немного. Как правило, они касаются всей деревни, потому и результат ожидался для всех. Самым частым, наглядным и понятным народным средством от эпидемий было заключение деревни в магический круг, наполненное архаическими деталями. Совершали обряды не просто ночью — перед рассветом или ближе к полночи, когда просьба-моление будет услышана силами, которым направлена. Собственно, черта проводилась как предметно (деревню опахивали, проводя борозду, очерчивали обожженным ухватом или кочергой, обтягивали обыденной ниткой), так и символически — обносили рушник-обыденник, обходили крестным ходом.
Опахивание фиксировалось еще в начале ХХ века. Важна была не только сама борозда. Так, в женском варианте обряда основные исполнители — женщины ритуально чистые (девочки до полового созревания, те, что уже вышли «из лет», а также вдовы). Участницы нагишом или в рубашках, с распущенными волосами, представляли собой природную силу без культурных знаков. Женщины тащили плуг на себе. Если на пути процессии встречалось животное, его убивали. А случайного путника избивали: в нем виделся виновник эпидемии, ее воплощение.
В мужском варианте опахивали на двух волах-близнецах, да еще желательно и белых. Эффект удвоенный, если за плугом шли два брата-близнеца. А например, в Кобринском уезде предписывалось, чтобы и соху сделал близнец — вплоть до мельчайшей детали. Если эти условия выполнены, пахарь-близнец в сопровождении многочисленных свидетелей точно в полночь отправлялся опахивать деревню.
— Вы упомянули рушники-обыденники…
— Последний всплеск их изготовления пришелся на годы Второй мировой войны. Содержание обряда в том, чтобы за световой день, реже ночь или сутки, воспроизвести все этапы по созданию полотна — от пучка льна до готового изделия. Факт перевоплощения из невозделанного элемента природы в упорядоченный продукт культуры магически обеспечивал защиту от проявлений хаоса — от засухи до войны. Уплотненное во времени рождение ручника соединялось с участием всех сельчан — получалась необычайная по силе концентрация воли к победе над эпидемией.
Ручник, полотно затем обносили вокруг поселения и жертвовали в особом, сакральном месте, где, считалось, тебя услышит небо и высшие силы. Согласно записям, это прежде всего храм или же святой источник. Часто завязывали рушники-обыденники на придорожных крестах, чтобы они охраняли деревню.
— Белорусы обычно боролись так с холерой и тифом?
— Эти эпидемии были особенно страшны. Но на наших землях прокатывалась оспа, вспыхивали энцефалитные инфекции, дизентерия, дифтерит, корь. Крестьяне слабо различали поветрия, часто называя их обобщенно — «пошасць», «паморак» или просто «мор». В народном лексиконе поныне остались «халера», «жаўтачка».
Ряд эпидемических состояний объединился под общим названием «ліхаманка» — белорусы так называли болотную лихорадку, ветрянку, малярию или тяжелые формы гриппа и просто инфекции с ознобом. Представляли «ліхаманку» как 12, а то и 77 сестер, каждая из которых отвечает за какое-то состояние. Здесь и «ліхаманка-вяснуха», и «трасуха», и «лістападніца», и «гнятуха»…
— Кажется, болезни народ часто представлял в женских образах.
— Да, нередко. Те же лихорадки, считалось, еще показываются в виде девушек с распущенными волосами, которые с первыми весенними лучами, туманами рождаются и носятся в воздухе. Или в виде злых, голых, безобразных старух, что сидят на ветках осенних деревьев, дрожат и скрежещут зубами. Весенние лихорадки, говорили, по одной летают в воздухе, чтобы поцеловать спящего на солнце человека и больше с ним не расставаться.
Оспа, чума, холера, как более страшные болезни, предстают в жутком образе: «Халеру тут уяўляюць як старую і дужа брыдкую кабету», «Зараза — гэта баба старая, худая, анно скура да косці, а такая, падла, дужа, што чалавека, як муху, задушыць», — записали в XIX веке этнографы Франтишек Веренько и Михаил Федеровский. Вообще, рассказы о персонифицированных эпидемиях однотипны: странные измученные женщины просят подвезти их в деревню. «Косы ў іх расплеценыя, твары цёмныя, як зямля, толькі вочы блішчаць. Падышлі яны да ракі і просяць дзецюкоў, каб перавезлі іх на другі бераг. Здагадаліся дзецюкі, што гэта не бабы, а Пошасць на людзей і Паморак на жывёлу…» — говорили в народе. Но тот, кто жалел бедняг, и привозил мор.
А вот испанку времен Первой мировой бабули 2000-х описали довольно неожиданно: «Хвароба такая, іспанка, была. К магазіну прышлі дзве дзевачкі, очань красіва ўбраныя. Культурныя, далікатныя. Прышлі дзве дзевачкі, стаялі каля магазіна. Эта была балезня», — говорили в Ляховичском районе.
Эпидемия испанки продолжалась до 1920 года и унесла жизни 50 — 100 млн человек из 500 млн инфицированных — то есть за 2 года напасть убила больше людей, чем Первая мировая за четыре года.
Сергей ТРЕФИЛОВ.
