Россия стоит на рогах от эпидемии коронавируса. Телевизор разрывается от болезненной темы. Цифры, факты, прогнозы. За всем этим как-то ушли в тень традиционные заботы и тревоги русского человека, а они никуда не делись. И, по-моему, вся стать о них поговорить.

 

 

Только вернулся с огорода в избу и умылся, как звонит из Подмосковья Евгений Алексеевич Мельников. О коронавирусе ни слова. Голос молодецкий:
– Собираемся в свое Аристово.
Говорю:
– На карантин посадят на две недели.
Отвечает:
– Не страшно. Посидим…

 

В Аристове Мельниковы, обоим уже за восемьдесят, и без официального карантина словно на карантине. Две жилые избы в деревне, обе мельниковские – старая и новая. Старую, с обильно плодоносящими на усадьбе яблонями и сливами, решили продать по дешевке, да не получается.

 

 

Причина в бездорожье. Трехкилометровый проселок от полустанка Гладкий Лог так изуродован лесными арендаторами, что после дождей проехать в Аристово можно лишь на тракторе или мощном вездеходе. Поэтому Мельников продал свой «жигуленок», и в каждый весенний приезд, склонившись под тяжестью рюкзаков, супруги одолевают этот путь  пешком. 

 

 

– Ну чего стоит привезти десяток камазов песка и гравия, сделать в трех местах посыпку, прислать бульдозер, разровнять?! – восклицал Мельников в прошлогоднюю нашу встречу.

 

 

Конечно, в советское время это не составило бы труда. Но сейчас у местной власти в дотационном бюджете денег на подобные работы не предусмотрено, а более высокая власть далеко, и нет ей никакого дела до человека, «построившего половину Зеленограда» и руководившего строительством одного из секторов Дома правительства. 

 

 

Меня тоже тянет в этот угол зов моих предков, упокоившихся на погосте Никольские Любуты. Лег сюда в 1918 году и дед по матери. Помню ее рассказ. Семья пухла от голода, и отправился Дмитрий Дмитриев на крыше вагона в Белоруссию за зерном. Первый раз по возвращении зерно у него отобрали бандиты. Не мешкая, поехал снова. Привез три мешка, спас жену Степаниду и пятерых детишек, а сам помер от менингита.

 

 

Стоя перед погостом с остатками некогда красивой церкви, я думаю: как же все взаимосвязано в этом мире. Люди, обстоятельства, поступки. Не было бы тех трех мешков, не выжила бы мама, не было меня, моих детей, внуков, правнучки.

 

 

В 50-е и 60-е деревушек окрест была россыпь. Новая, Серая, Гречухино, Демидово, Богачево, Сопово, Сычево, Прудишенка, Житово, Донское, Пашково, Вороново… У каждой своя история, свои герои и беды. Почти половина мужиков не вернулась с войны  в каждую из них, а в некоторые и поболе. Однако деревни не только держались, но и худо-бедно возрождались. На выживших фронтовиках, на молодой поросли, на бабах. В редкие часы застолья певали они тогда частушку:
С неба звездочка упала 
Прямо милому в штаны.
Пропади там, что попало,
Лишь бы не было войны.

 

 

Было в ней не столько веселое озорство, сколько отчаяние, горькое, выстраданное душой и сердцем русской женщины ощущение того, насколько страшна война, отнявшая у нее мужа, любимого.

 

 

Ударила она и по моему роду. Дядю Дмитрия (названного в честь отца) расстреляли каратели. Сложил голову под Великими Луками муж тети Екатерины. Оставшись с четырьмя малыми детьми, она уехала из деревни Новая по вербовке в Грузию. Там умерла младшая ее дочь, затем сама тетя. Одна девочка оказалась в детском доме, который после освобождения Прибалтики вернулся в Литву, двоих взяли на воспитание грузинские семьи.

 

 

Мой отец разыскал девочек только спустя восемь лет после войны. Стали переписываться. В начале 80-х приехали мы с супругой в горное селение к  младшей – Тамаре. Стоит под раскидистой грушей русская женщина с приятным округлым лицом и  сквозь слезы произносит на грузинском:
– Простите меня. Не знаю по-русски…

 

 

Много деревенских семей погубила, искорежила, выкорчевала с родной земли  лихая година. Сами же деревни значимо умирать начали при хрущевских «инновациях».

 

 

Заканчивали свой век, как люди, каждая по-разному. Одни быстро, чуть ли не за год, а то и меньше. Казалось бы, вчера еще стояли пяток крепких изб, копошился на огородах народ, а сегодня хозяева их покинули – плачут пустые глазницы окон, торжествуют  заросли борщевика и крапивы. Другие уходили трудно, мучительно, пытаясь в надежде на чудесное спасение держаться до последнего.

 

 

В конце 70-х благодаря нефтяным деньгам положение, казалось бы, стабилизировалось. Возросли объемы сельского строительства в производственной и социальной сферах, начало поступать много техники, удобрений. Увеличились валовые сборы зерна, картофеля, производство мяса. 

 

 

Но чуда не состоялось. С середины 80-х, при Горбачеве, финансирование резко ослабло. Нет капиталовложений, нет и развития. Плюс ко всему прочему еще раньше партсовчиновники наломали дров бездумным администрированием. Понастроили огромные комплексы на 800 голов крупного рогатого скота, в результате оказались выбитыми естественные сенокосы. Закопали огромное количество средств в избыточную мелиорацию. Свели на нет роль общего собрания в колхозах. Тем самым подавили инициативу снизу.

 

 

А затем, в 90-е, пришедшие к власти либералы начали добивать деревню жестоко, цинично, необратимо. Знали, что делали, шкодники. Били по основам, по русским корням, патриотизму.

 

 

В нынешнюю Радуницу ездили с супругой на кладбище помянуть моих родителей, помянули по-соседски и Ивана Анисимовича и Ольгу Владимировну Барановых. Вспомнилось: в конце 90-х кавалер трех орденов Славы, а также Отечественной войны первой степени и Красной Звезды, трех медалей «За отвагу» сокрушенно рассуждал:
– Кривая у нас власть, Яковлич.
– Почему? – спросил я.
Иван Анисимович усмехнулся:
– Кривулями пашет…

 

 

Известно, сорняки не только на поле, в огороде, но и в кадровой прослойке, обильно заводятся там, где для этого благоприятные условия. Сколько их, ядовитых, липучих, проросло в коридорах российской власти! Не забылось, как самоуверенный выходец с московского  асфальта, бывший тверской вице-губернатор уже в 2000-е  во всеуслышание бросил: 

– Инвестирование в сельское хозяйство все равно что уколы в протез.

 

 

Как-то еще один из проходимцев, в должности начальника областного департамента сельского хозяйства, пожелал руководителям хозяйств, чтобы их «комбайны успешно пахали», и советовал косить на зеленый корм «отаву льна». Те, крестьянские сыновья, знающие свое дело, что называется, вдоль и поперек, со стульев падали от смеха. Хотя не смеяться бы надо было, а хором потребовать увольнения негодного руководителя.

 

 

Другой «аграрник», приехав в пригородное хозяйство, поражался, что «морковка растет корнем вверх». Создавалось ощущение: этих людей специально ставили «на село», чтобы они разваливали, добивали его и дальше. 

 

 

Естественно, при такой политике сократилась рождаемость, люди начали массово вымирать от безработицы, тоски, неверия в будущее – свое и своей страны. Кто остался, подались на шабашку в мегаполисы. Один пример: в те два срока, что Тверской областью командовал разбогатевший на залоговых аукционах, а ныне ставший крупным ресторатором губернатор Зеленин, ее население ежегодно сокращалось на 18 тысяч человек.

 

 

Уроженка деревни Сопово, уважаемый в районе врач Надежда Федоровна Секретарева, вспоминала:
– Когда начинала работать в райбольнице, принимали ежегодно до трехсот родов. Сейчас и двадцати не наберется… 

 

 

Дольше всех в родном для меня краю держались деревни Хотилицы (центр колхоза имени Ленина), Гладкий Лог и поселок Зеленогорский. Главное, было где работать. Фермы, поля, лесоучасток, пекарня, клубы, библиотеки, медпункты, магазины, почта.

Ad 3
Advertisements

 

 

В Кожуховской школе когда-то было до 200 ребятишек, в Донской – свыше 250. Один из учеников – сын фронтовички, будущий начальник управления биологической защиты Министерства обороны СССР, лауреат Госпремии, генерал-лейтенант медицинской службы В.И. Евстигнеев. Тот самый, который заблаговременно бил тревогу по поводу размещения вокруг России американских биологических лабораторий и предсказал вирусные атаки. 

 

 

Однажды мимо следовал поездом «Великие Луки – Бологое» художник Ромадин, увидел с высоты Житовского моста многокилометровую цепь Житовских озер, очаровался и на ближайшей станции (пос. Зеленогорское) сошел. Без раздумий купив дом, Николай Михайлович создал в этом краю великолепные полотна, за которые удостоился  Ленинской премии. Частым гостем Ромадина был Николай Сергеевич Александров – бывший учитель, председатель колхоза имени Ленина, кавалер орденов Ленина, Октябрьский революции, Красной Звезды, Отечественной войны.

 

 

Сохранилось письмо художника к председателю и, между прочим, тоже живописцу: «Мой дорогой Николай Сергеевич, в моих впечатлениях от блужданий по России вы оставили глубокий след своими взглядами, духовными настроениями и бесконечной энергией, которая меня изумляет, и я приношу Вам глубокую благодарность за ту веру, которую Вы вдохнули в меня как председатель колхоза». 

 

 

Мне же врезалась в память одна из встреч с Николаем Сергеевичем в эпоху Горбачева. К этой поре Александров по состоянию здоровья оставил пост председателя. О многом было переговорено – о важности колхозной демократии, о порочности планирования от достигнутого, вреде уравниловки… 

 

 

Особенно запомнились тревожные слова Николая Сергеевича:
– Ссучивается нынче власть, плюет в колодец, из которого пила. Жизнь за это накажет…

 

 

После себя он оставил не только крепкий колхоз, но и воспоминания «Мои Измаилы». До сих пор они не изданы. Кому нужно? Другие времена, другие настроения. Давно нет знаменитого прежде колхоза имени Ленина, где одним из лучших трактористов был кавалер ордена Трудового Красного Знамени Степан Васильев. Встретил его однажды по весне, и он, тяжело опираясь на костыль, с горючей тоской в глазах вздыхает:

– Не представляешь, как тянет меня в кабину трактора. Пахать хочу, сеять!

 

 

Сколько таких могучих тружеников, патриотов отправились друг за дружкой на погост, а смены колхозной им не выросло. Да и не востребована она. Земля, за редким исключением, запущена, зарастает мелколесьем, чертополохом. Машинные дворы, зерносклады, фермы порушены.

 

 

В тех же Хотилицах могли остаться дети Степана и Марии Васильевых. Дочь Ирина, окончившая с красным дипломом Калининский сельхозинститут, ее муж, Анатолий Максимчук, выпускник этого же вуза, сын Володя, окончивший техникум и после службы в армии работавший участковым, его супруга Наталья – учитель истории. Однако отсутствие всякой перспективы вынудило  их после долгих раздумий податься под Тверь, где каждому нашлось дело по душе. Мария, бывшая учительница, после кончины Степана, ослабев здоровьем, последовала за детьми и четверкой внуков. 

 

 

А в Зеленогорском и в расположенной поблизости деревне Донское ныне ни одного постоянного жильца. Последнего два года назад свезли в Хотилицкий дом престарелых.

 

 

Собственно, как такового поселка тоже нет. Полтора десятка изб, в том числе и та, что принадлежала матери Валентина Ивановича Евстигнеева, сгорели от пала сухой травы. По версии, кто-то выбросил окурок из проходящего поезда.

 

 

После пожара приехали мы сюда вместе с уроженцем этих мест, бывшим милиционером Володей Михайловым. Стояли с обнаженными головами возле не остывшего еще пепелища, на месте которого находился ранее дом Михайловых, и Володя говорил:
– Вот так лишают нас родовых гнезд. 

Дома нет, поселка нет, сухие взгорки облюбованы змеями, а душа все равно зовет Володю и многих других зеленогорцев сюда…

 

 

Деревня – это академия не просто трудового, но еще и духовного, нравственного опыта и воспитания. Замечено: чем больше хирели наши малые города, поселки, деревни, чем дальше отрывался русский человек от земли и крестьянства, тем тоньше, призрачнее становилась нравственная оболочка, предохраняющая наш народ от разложения, душевной пустоты. И очень важно ее, истончившуюся, как мне кажется, до критического предела, укрепить. 

 

 

На мой взгляд, именно за счет освоения русской провинции у России появился сегодня шанс слезть с «нефтяной иглы» и заявить о себе как о крупнейшей мировой державе, производящей экологически чистые продукты питания.

 

 

Факт, что в последние годы благодаря частным агрохолдингам удалось в значительной мере обеспечить продовольственную безопасность страны, нарастить экспорт сельхозпродукции. В 2018 году, согласно статистике, он достиг 25 миллиардов долларов. Но, по мнению опытных аналитиков-аграрников, к 2025 году можно довести экспорт до 100 и более миллиардов долларов, что сопоставимо с суммой, получаемой от экспорта нефти.

 

 

При этом следует учесть, что холдинги имеют не только плюсы, но и минусы. Они  заинтересованы исключительно в прибыли, а не в сбережении и умножении населения и социальном обустройстве территорий. Используют, как правило, импортные породы скота и семена, а это не только дорогое удовольствие, но и опасное. Запад в любой момент может «перекрыть кислород». И что? Пиши пропало? Выход есть. Экономическое развитие провинции вновь должно стать уделом государства. 

 

 

Системное возрождение коллективных форм хозяйствования даст импульс восстановлению отечественного семеноводства, племенного дела, кооперации, развитию пищевой промышленности, транспорта, сельхозмашиностроения, ряда других сфер, поспособствует разрешению демографического кризиса.

 

 

Думается, важно не только пробудить общий интерес, но и государственно поддержать каждого переселенца из города. Дать бесплатно землю, лес, пиломатериал, безвозвратную ссуду на строительство. Провести новую электрификацию, проложить дороги, обустроить социальную инфраструктуру. И результат будет!

 

 

Скажи кому, что Тверская область в 70-е производила ежегодно до 1 миллиона 100 тысяч тонн зерна, что бесплатного жилья вводилось около 1 миллиона квадратных метров, что один Андреапольский район отгружал для Северного флота СССР 3 тысячи тонн картофеля и сдавал жилья до 20 тысяч квадратных метров, не поверят. Но это было. Возникает вопрос: если сейчас это не нужно «элите», то нужен ли ей народ? 

 

 

 

г. Андреаполь,
Тверская обл.

Валерий КИРИЛЛОВ

писатель.

Loading