— …От Варвары придется отделаться, – проговорила Клянчина. – Отец и мать ее ходят каждый день раза по два, чтобы навестить ее, и все выпрашивают водки. Надоели хуже горькой редьки. Сегодня мать приходила и просила за дочь десять рублей вперед. «На корову, – говорит, – нам надо, а дочь заживет». Кроме того, ведь она никаких наших кушаньев не ест, кроме вареной говядины из супа и ситника. Давеча форшмак у нас был – не ест. «Я, – говорит, – никогда такой пищи не едала. Бог знает, – говорит, – может быть, это и есть не подобает». Вчера был суп с вермишелью – тоже не дотронулась. «Нешто, – говорит, – с червяками можно есть!» Зеленый суп тоже не ела. «Вы, – говорит, – щавель по лугу насбирали и туда натюрили, так нешто это человечья пища!» – «Что же, – говорю, – по-твоему, человечьей-то пищей называется?» – «Да уж по местам жить, так, знамо дело, надо, – говорит, – чем-нибудь хорошим пользоваться: ветчина, колбаса». Каши гречневой не ест. «Кашу-то, – говорит, – я и у нас в доме никогда не ела, потому это куриная еда». Ничего не ест. Подавай ей непременно кофе и ситник с маслом. От черного хлеба мурло воротит. Не могу же я прислугу исключительно белым хлебом питать.
Клянчин улыбнулся и произнес:
– Да дома-то что она ела? Неужели на ситном хлебе сидела?
– Вот и я говорю ей также, а у ней один ответ: «Так то, барыня, дома, а уж ежели в людях в прислугах жить, так из-за чего и жить, ежели сладко не поесть?»
– Не надо сдаваться, не надо обращать внимание на ее слова. Пусть ест то, что мы едим, а не хочет – скатертью дорога, пусть уходит.
– Да и дорого ее поденно держать и каждый день ей шесть гривен платить, – продолжала Клянчина. – Ведь это восемнадцать рублей в месяц выйдет, это жалованье хорошего лакея, а такой глупой неумелой прислуге – четыре-пять рублей в месяц цена.
– Так подрядись с ней теперь помесячно. Ну, дай ей шесть рублей, что ли. Отца ее сегодня увидишь – вот и скажи ему.
Отец Варвары не заставил себя долго ждать. Вечером он опять притащился навещать дочь, был, по обыкновению, полупьян и принес штук тридцать мелких раков в корзинке.
– Рачков вот для вашей милости принес. Плохо нынче рак ловится, – сказал он, отыскав Клянчиных и показывая им раки.
– Мелочь. Тараканы, – сказал Клянчин.
– Нет нынче крупных. Куда только они и девались! Ну, да я недорого возьму. Два двугривенных дадите, так и ладно.
– Играй назад. Не надо, мы третьего дня у какого-то мальчишки полсотни таких за пятиалтынный купили.
– Так ведь то мальчишка. Мальчишке что! Мальчишка на пятачок себе пряников купил – вот с него и довольно.
– Продавай кому-нибудь другому. Не надо.
Мужик почесал затылок и сказал:
– И что это вы за господа, что от вас ничем нельзя настоящим манером попользоваться! А я так прямо к вам и нес.
– Как принес, так и унесешь назад, ежели за пятиалтынный не хочешь оставить, – отвечала Клянчина. – Да вот еще что: поденно твою дочь мы уже больше не будем держать. За пять дней по шести гривен мы ее рассчитаем, а теперь ежели она хочет остаться у нас прислугой, то пусть остается за пять рублей в месяц.
– Это с шести-то гривен в день? – воскликнул мужик. – Постой… Почем же это в день придется? Пять рублей в месяц. Да ведь это и по двугривенному в день не придется.
– Так не рассчитывают. Зато постоянное место.
Мужик покрутил головой.
– Нет, за пять рублей невозможно. Из-за чего же тут, помилуйте?
– Как хочешь. У меня за восемь рублей кухарка нанята, так та хорошие кушанья стряпать умеет, а твоя ступить не знает как. Я вон ей дала тонкое белье постирать, а она на плоту вальком его вздумала бить и все изорвала. Ее учить надо. Она только к осени сделается хорошей-то прислугой. Так вот, пять рублей и рубль ей на горячее отдельно, чтоб уж я никаких кофеев и чаев не знала.
– Зачем баловать, – отрицательно покачал головой мужик. – Мне ее на кирпичный завод в обрезку послать, так она бедно-бедно у меня десять-то рублей в месяц выработает, да праздники при мне… А ведь девка при доме всегда нужна.
– Да ведь на заводе-то десять рублей она выработает, так должна на своих харчах быть, а тут кушанье наше.
– Не обидим харчами. У нас дома свои харчи есть. Тоже и печь каждый день топим, тоже и варево стряпаем, а где четверо едят, там и пятый сыт. Разве что вот хлеб, так за хлеб-то она и праздник при нас матери в подмогу.
– Ну, так вот получи расчет за пять дней и бери свою дочь.
– Возьмем, возьмем. Помилуйте, что же это такое – шесть рублей! Уж хоть бы двенадцать положили.
– Да ты никак с ума сошел! За двенадцать рублей в месяц у меня бонна при детях будет жить, так та настоящая прислуга.
– Настоящая прислуга – дело другое, настоящая прислуга уж на то пошла, чтоб по местам жить. Ей без места куда деться? А у Варвары нашей все-таки отчий дом есть. За шесть рублей как возможно!
– Так вот получай расчет.
– Дайте хоть десять. Шесть гривен в день девка получала, и вдруг… Да что в ней за провинность такая стряслась?
– Не строй дурака-то, не строй. Бери расчет, бери дочь и уходи.
Мужик взял деньги и в раздумье сказал:
– Возьмите раков-то хоть за тридцать копеек. Дайте хоть раз с вас нажить!
– Пошел вон! – крикнул на него Клянчин. – Даром будешь отдавать, и то теперь не возьму.
Попытка иметь прислугу из местных крестьян кончилась…
