СЦЕНЫ.
(Трактир в московском захолустье.
За столами сидят купцы, мещане, мастеровые и т. п.).
— С широкой масляницей имею честь проздравить!
— И вас также.
— Масляница — сила большая! Наскрозь всю империю произойди — всякий ее почитает. Хотя она не праздник, а больше всякого праздника. Теперича народ так закрутится, так завертится — давай только ему ходу!.. Сторонись, пироги: блины пришли! Кушай душе на утешенье, поминай своих родителев.
— Да уж, именно… увеселенье публике большое!..
— Вчера наш хозяин уж разрешение сделал: часу до четвертого ночи портером восхищались.
— Православные, с широкой масляницей! Дай Бог всем! Теперича масляница, а опосля того покаяние! Ежели, примерно, воровал, али что хуже — во всем покаемся и сейчас сызнова начнем. Все люди, все человеки! Трудно, а Бог милостив! Мне бы теперь кисленького чего… я бы, может, человек был…
— Бедный я человек, неимущий, можно сказать — горе горецкое, а блинков поел!.. Благодарю моего Господа Бога! Так поел, кажется…
— Дорвался!
— Дорвался! Верное твое слово — дорвался. Штук тридцать без передышки! Инда в глазах помутилось!
— Что ж, ведь обиды ты никому не сделал…
— Кухарку, может, обидел, заставил стараться, а то никого…
— Семен Иваныч, блины изволили кушать?
— Да я крещеный человек, али нет? Эх ты… образование!..
— Что, у вас сюжет насчет масляницы? Так я вам могу доложить, что супротив прежних годов обстоятельства ее оченно изменились и ежели где справляют ее по-настоящему, так это у папы рымскаго, но только, между прочим, заместо блинов, конфеты едят.
— Тьфу! Разве может конфета против блина выстоять?
— Блин покруче конфеты, как возможно! Конфете с человеком того не сделать что блин сделает.
— Блин, ежели он хороший, толстый, да ежели его есть без разума — об душе задумаешься.
— Иному ничего, ешь его только с чистым сердцем…
— Я больше со сметаной обожаю…
— И сейчас это папа рымский выдет на балкон, благословит публику с широкой масляницей и сейчас все начнут действовать кто как умеет: которые колесом ходят, которые песни поют, которые на гитаре стараются, а которые в уме помутятся — мукой в публику кидают и обиды от этого никому нет, потому всем разрешение чтобы как чудней. Огни разложат… Превосходно!
— В старину и у нас было весело. Идешь, бывало, по улице-то — чувствуешь, что она, матушка, на дворе!.. Воздух совсем другой, так тебя блинами и обдает, так тебя и обхватывает… На последних-то днях одурь возьмет… Постом-то не скоро на путь истинный попадешь…
— После хорошей масляницы человек не вдруг очувствоваться может: и лик исказится и все…
— С широкой масляницей! Можно мастеровому человеку себе отвагу дать? Гг. купцы, есть я мастеровой человек и, значит, трудящий!… Можно ему? Какой мне от вас ответ будет? Вот вы и не знаете! А я вам сейчас предъясню! Масляница для всех приустановлена. Видите! И значит я должен все порядки соблюсти. Верно я говорю? Наскрозь всю масляницу! Без купцов нам жить невозможно, голубчики! Не осудите меня! Запили заплаты, загуляли лоскутки!
— В балаганах-то теперь стон стоит!..
— Уж теперь народ сорвался!..
— И что значит этот блин… лепешка и больше ничего! А вот ежели нет его на маслянице — словно бы человек сам не свой…
— Уж бедный который — и тот…
— Семен! Графинчик, да поподжаристей пяточек, только чтоб зарумянил хорошенько.
— А ведь за масляницу-то одолеют эти блины!.. Мы с понедельника благословились…
— У нас бабушка вперемежку: день блины, да день оладьи — оно и не так чувствительно.
— У меня к блинам больше пристрастие. Снеток ежели хороший…
— С луком тоже прекрасно! Глазками его нарезать… аромат!..
— У нас Домна Степановна кадушку-то сперва-наперво святой водой сполоснет, положит муку-то да молитвы начнет шептать, так у ней блин-то… Господи!.. так сам тебе в душу и лезет! В понедельник архимандрита угощали: — ну, говорит, Домна Степановна, постный я человек, а возношу вам мою благодарность. А дьякон только вздыхал…
— От хорошего блина глаза выскочат! А вот я посмотрю на господ… Какие они к блинам робкие: штуки четыре съест и сейчас отстанет…
— Кишка не выдерживает!
— Наш лекарь Василий Петрович сказывал: кто ежели, говорит, мозгами часто шевелит, значит, по книгам доходит, али выдумывает что — тому блины вред. Потому, говорит, разнесет человека, распучит, воздуху забрать в себя не может, ну и кончено, действовать уж и не может…
— А вот мы не думамши живем, а, слава тебе Господи, не хуже других! И капитал скопировали и народ по своим достаткам кормим… Богу он за нас молит. И какое есть нам от Бога положение — блины, все прочее…
— У нас без сумления!…
— Да об чем сумлеваться — то? Один раз живем!
— Маланья Егоровна, по корпусу-то своему, свинья сущая, едва ходит, с лестницы под руки водят, а какой ум в себе имеет! Намедни протопопу какое слово брякнула! Камилавку снял, ну, говорит, мнение ваше необыкновенное!… А ведь никаких книг не читала и ни об чем никогда не думала, а уж, значит, Бог вложил… Любопытно это, с учителем она вчера за блинами сцепилась насчет разговору. Тот говорит, у вас, говорит, в помышлении все насчет еды… А она, говорит, мы, говорит, творим еже предуставлено. Как старики наши жили, так и мы живем. Вы, говорит, кушайте во славу Божью, коли епекит у вас есть, а нашим порядкам не мешайте. Вы, говорит, молодой человек, а я и в Киеве была, и у Соловецких сподобилась… Тот прикусил язык-то, да так и остался.
— Оборвать следовало! Человек за блинами, плоть этого требует, а он с пустыми словами…
— Слова самые пустые, нестоющие… Человеку надо раздышаться, тогда с ним говори…
— Бывало — теперешнее дело под Новинским стон стоит!..
— Мелок народ стал!
— То есть так народ измельчал, хуже быть нельзя.
— Под другие нации больше потрафляют… От родителев-то какие порядки заведены бросили, а в новых-то запутались. Форму-то, значит, потеряли: купец не купец, барин не барин, а так, примерно…
— Все одно — ничего! Верно ваше слово — ничего! Оттого и масляницы настоящей нет и соблюдать ее некому
— Ваше степенство, мы соблюдаем! Видите!.. До последнего грошика все пропил! Вот что значит московский мещанин! Вы души нашей не знаете! У нас душа вот какая: графин на стол! живо! Запили заплаты, загуляли лоскутки!..