Собираясь на интервью, позвонил Олегу Сироте, чтобы уточнить адрес сыроварни. Он успокоил: «Мимо не проскочите. Езжайте по Новой Риге, перед Истрой будет указатель «Дубровское». Если вдруг пропустите знак, слово «СЫР» из трехметровых букв наверняка заметите. Их издалека видно».

Действительно, мимо не проедешь… Источник: https://rg.ru

 

 

О «пальме»

 

 

— Олег, вот почему так: произносишь «Cheese»- и рот расплывается в улыбке, а говоришь «Сыр» — и губы сворачиваются в обиженную трубочку?

— Ну, сейчас поводов для обид уже меньше. У нас с вами появилась возможность покупать нормальный российский сыр вместо импортного cheese, попавшего под контрсанкции. Да, хорошего отечественного сыра долго не было. Надо смотреть правде в глаза: без политики протекционизма он и сейчас не появился бы. Согласен, тот, который есть, стоит пока не очень дешево, ну так конкуренция еще не слишком большая внутри страны. Но цена будет снижаться.

 

 

С промышленными сырами проблема серьезнее — большие заводы так быстро, как маленькие сыроварни типа нашей, не появятся. Сначала нужно создать сырьевую базу, построить фермы, коровники, наладить производство и переработку молока… Еще пара лет понадобится, а потом даже страшно представить, сколько сыра получит Россия. Года через четыре завалим прилавки фермерским продуктом, промышленным… Девать будет некуда, внутренний рынок перенасытится. Думаю, власти введут если не полный запрет пальмового масла, то существенные пошлины на него.

 

 

Государство аккуратно уберет «пальму». Можно было бы сделать это уже завтра, но вырастут цены на молочную продукцию, поэтому, видимо, решили действовать потихонечку.

 

 

— А вы «пальму» не признаете?

 

 

— Нет, при производстве нашего сыра ни одна пальма не пострадала. Ответственно заявляю!

Мы даже специально весь цикл проводим за стеклом, чтобы люди могли убедиться, что никаких гадостей к молоку не добавляем. И все равно не верят. Как-то мужик ко мне подходит и спрашивает: «Слушай, третий час здесь стою, жду… Когда пальмовое масло подмешивать станете?»

В любом случае мы не смогли бы влить. Это не сделать в ведре и в подворотне. Правда! Нужны заводы, специальное оборудование, технологические процессы. Но дело в ином. Считаю, лучше ничего не производить, чем вредить здоровью соотечественников. Я категорически против.

 

 

— Вы патриот?

— Ну, люблю свою страну. Хотите, расскажу, из чего мой проект вырос?

 

 

Об экономической войне

 

 

— Собственно, за этим и приехал.

— В юности я часто ходил в поисковые экспедиции с отрядом «Победа». Ездили по местам боев, искали останки солдат Великой Отечественной войны, хоронили их. В основном проводили раскопки в районе Ржева и Зубцова. И знаете, что стало для меня главным потрясением? Даже не сохранившиеся свидетельства о страшном побоище 1942-43 годов, а картина погибающей сегодня русской деревни. Жуткое зрелище!

 

 

Сколько раз бывало: приходишь на хутор, пьешь с дедом чай, разговариваешь, потом возвращаешься туда же через пару лет и понимаешь, что в округе не осталось ни одной живой души. Причина банальна: работы нет, вот люди и ушли…

 

 

На моих глазах одна известная компания купила Старицкий сырзавод. Это там же, в Тверской области, недалеко от Ржева. Монстр приобрел работоспособное предприятие и… уничтожил его. Оборудование порезали на металлолом и выкинули, здание продали. Зато появились законные основания, чтобы ввозить из других стран сухое молоко и пальмовое масло.

 

 

Мы проиграли экономическую войну. Победители получили возможность делать что хотят. Вот они и ликвидировали наше село под эту сурдинку. Если нет молочной переработки, и фермы не нужны. Закрытие десятка коровников, например, в Зубцовском и в Оленинском районах привело к тому, что в округе умерли сорок деревень. Очень быстро. До сих пор мурашки бегают, когда вспоминаю…

 

 

Я сделал карту погибших населенных пунктов Тверской области. Процентов восемьдесят опустели. Словно эпидемия чумы прошла…

Мой товарищ, корреспондент «Комсомолки» Алексей Овчинников ездил в Припять, привез фотографии. Похожая картина. Только там случился ядерный взрыв, а здесь его не было. Экономическая катастрофа.

 

 

О спасении

 

 

— И вы решили спасти Россию?

— Мечтал хоть что-то изменить. Мне было лет семнадцать, романтика в голове гуляла. Вот и поступил в аграрный вуз, чтобы выучиться на зооинженера, уехать в деревню, поднимать ее. Но к третьему курсу понял: в нашей стране ничего не изменить, если подходить глобально. Перемены возможны на низовом уровне, где ты сам себе хозяин.

 

 

— Семья у вас какая?

 

 

— Отец — бывший милиционер, долго работал в охране. Мама в девяностые и начале нулевых была воспитателем в детской больнице. Сейчас мне помогает, продает сыры. У нее фантастические таланты открылись! Расскажу чуть позже. Давайте последовательно, чтобы не скакать с одного на другое.

 

 

Значит, к третьему курсу я бросил институт и пошел в программисты. Правда, успел поработать на Новотроицком никелевом комбинате в Оренбургской области. Захотел посмотреть страну. Зато теперь знаю: за Урал, в Сибирь вернусь только в кандалах, никак иначе. В Новотроицке экологическая катастрофа, зимой идет красный снег. Не представляете, что там творится. Ужас без конца! Когда вернулся в Москву, год не мог надышаться, даже выхлопных газов не чувствовал.

Словом, работал я программистом, но мечтал о своей ферме, сыроварне…

 

 

— Сыроварами не рождаются, а становятся.

— Именно! Плюс супруга подвернулась правильная, ее отец занимался сельским хозяйством, вот и твердила: «Поехали в деревню…»

 

 

О Стерлигове

 

 

— Называйте тестя, не скромничайте.

— Герман Стерлигов. Люди постарше должны помнить это имя, биржу «Алиса» и все прочее, но я ведь из другого поколения и понятия не имел, кто это такой. Честно говоря, мне было до фонаря. Я приехал в гости как поисковик. Точнее, даже не в гости, товарищ позвал, сказал, мол, надо поискать клад. Якобы где-то на участке есть горшок с золотом. Хозяева закопали, но забыли, где именно. Вот вы смеетесь, а так бывает в жизни. Словом, я взял глубинник, щупу, честно искал, однако ничего не нашел.

 

 

Хотя — как сказать. Вместо золота отыскал другое сокровище. Дочка Германа Львовича мне сразу понравилась, и я решил жениться на Пелагее. Но не знал, как правильнее подступиться. Семья ведь крепкая, традиционная, православная.

 

 

То ли калым нести, то ли приданое просить. Запутался. А что вы хотите? Мне же девятнадцать лет было. Евгений, товарищ мой, который в дом к Стерлиговым привел, и говорит: «А давай отцу невесты коня подарим! Он ведь фермер».

 

 

Идея мне понравилась. Сказано — сделано. Купил я коня за семьдесят тысяч рублей. Не такие и маленькие деньги!

Приехал свататься. Думал, Пелагею сейчас в ковер завернут и мне отдадут. Не тут-то было. Прогнал меня Герман Львович, дескать, дочь на лошадь не меняю. Коня, правда, взял, себе оставил…

Лишь через год уговорил я Пелагею выйти замуж, когда она вырвалась из-под отцовского ока в Москву, чтобы ухаживать за заболевшей бабушкой. До этого нам не разрешали общаться.

С тех пор мы вместе. Уже девять лет.

 

 

— Четверых детей родить успели.

— Так получилось. Дело-то не самое хитрое, даже увлекательное.

С сыроварней посложнее было.

 

 

О деньгах

 

 

— С чего начали?

— С покупки земли. Несколько раз всерьез порывался уехать из Москвы, однажды даже предоплату внес, но потом сорвалось. В какой-то момент у меня началась депрессия. А чем ее лечат в России? Люди начинают бухать. Но я не пью, и вариант отпал автоматически. Чтобы развеяться, взбодриться, я решил проехать из Москвы в Петербург на велосипеде.

 

 

Это было летом 2014-го. В районе Великого Новгорода узнал новость о введении Россией продуктовых контрсанкций. Фантастика! Не мог поверить в реальность происходящего, щипал себя за руку, тыкал вилкой. Оказалось, правда. И я поехал еще быстрее. Доехал до Питера за сутки с небольшим и почти сразу вернулся домой.

 

 

Опять стал ходить, искать, просить. Записался на прием к главе Истринского района Андрею Дунаеву. Хороший мужик. Честно сказал ему, что деньги у меня есть, могу построить ферму и сыроварню либо купить землю. На что-то одно хватит. Бизнес-план написал. Дунаев сгреб все и сказал: «Подумаю». К моему удивлению, стал помогать.

 

 

Такие проекты должны стартовать на муниципальном уровне. Выше нечего соваться, там никто не поможет — ни губернатор, ни Путин. Все снизу начинается.

 

 

— А деньги где взяли, Олег?

— Сейчас скажу… У меня была заначка миллиона два, кроме того, мы продали квартиру в Звенигороде примерно за три с половиной. Очень признателен Пелагее: женщине трудно подписывать договор о продаже жилья, когда у нее на руках маленькие дети. Жена переехала с ними в дом к бабушке, а я — в палатку рядом со стройплощадкой…

 

 

Еще отдал обе машины — «Мерседес» и «Тойоту». Словом, спустил все, что заработал как программист и бизнесмен с офисами в Москве и Минске. Даже какие-то проекты уступил. Ну, что мог.

 

 

— Тесть подкинул копеечку?

— Ни-че-го! До сих пор никто не верит, но это правда… Готов пройти детектор лжи: в сыроварне нету ни рубля Германа Стерлигова. Ему и без меня есть куда тратить: в хозяйстве — полсотни гектаров земли, несколько десятков коров, двести или триста овец, мельница, пекарня… Выдумок и затей — масса!

А деньги я занял у друзей по бизнесу. У кого сколько было. Миллионов, наверное, шесть дополнительно собрал.

Одалживал, как наркоман. Но денег на стартап не хватило.

Чего и следовало ожидать.

 

 

Об истринском Мавроди

 

 

— Не рассчитали?

— Думал, уложусь миллионов в двенадцать-тринадцать, а ушло больше двадцати. Самый плохой проект тот, который недозапущен. Вроде поставили оборудование, приготовились к началу работы, а потом бац — и заминка…

 

 

— Где жили?

— Сперва в палатке, потом в бытовке.

 

 

Съездил, посмотрел, как мастера варят сыр в Швейцарии, Италии. Технолога нашел через интернет. Написал, что мечтаю открыть сыроварню, ищу опытного человека. Откликнулся Сергей Недорезов, наш соотечественник из Германии. Работал сыроваром в Висбадене, но хотел вернуться. Вот я и дал такую возможность. Сергей тоже два года жил в бытовке напротив моей. Сейчас купил квартиру.

 

 

— И как вы выкрутились с деньгами?

— Сделал сайт, на котором занялся краудфандингом. Знаете, что это такое?

 

 

— С миру по нитке.

— Именно. Стал собирать предзаказы. Суть в чем? Человек отправляет деньги, оплачивает головку сыра, а получает ее когда-нибудь потом, месяца через два-три. Вот.

Многие сыры мы еще не варили, поэтому, честно скажу, я наворовал фотографий с немецких сайтов, натыкал на свой и начал продавать предзаказ. Естественно, опытные люди сразу просекли, что снимки не мои, стали обзывать истринским жуликом, сырным Мавроди, подмосковным Остапом Бендером. Разумеется, дружно предрекали мое скорое разорение.

Но многие и поверили в меня. В первый же день сыр заказали семьдесят человек, во второй — еще восемьдесят, на третий — сто десять. В бытовке была стена, и я записывал на ней фамилии. Потом сделал фотографию. Как исторический документ. Это была фантастика!

Ad 3
Advertisements

 

 

О главной ночи

 

 

— Конечно. Такое доверие!

— Да-да! Люди дали деньги вперед. Большую сумму. Я вздохнул полной грудью, мы стали делать йогурт, развозить по магазинам, продавать, как-то крутиться, попробовали варить сыры. Вроде все шло хорошо, но тут начались проблемы с молоком. Тогда, четыре с лишним года назад, в России не было понятия сыропригодного молока, никто даже всерьез не разговаривал на эту тему. Сейчас-то можно найти, рынок какой-никакой есть, а прежде днем с огнем не отыщешь.

В первую зиму мы чуть не разорились.

 

 

Начали брать молоко в разных местах — в одном, во втором, а сыр лопается… Зимой молоко всегда хуже, чем летом. Это связано с качеством кормов, коровам нужен специальный рацион. На питьевом молоке вы разницу не почувствуете, а на сыре заметно. Но в нашей стране раньше никогда не заморачивались, молоко было отвратительное. И вот сыр у нас лопается, взрывается, и мы стали его выбрасывать.

 

 

В феврале 2016-го понял: все, тупик. Наверное, это была главная ночь в моей жизни… За окном вьюга, сижу в бытовке и дрожу. Но не от холода, а от страха: что же будет? Стыдно, очень стыдно признаваться людям, поверившим в меня, что я банкрот и неудачник. Восемьсот человек деньги отправили. Восемьсот! Собрал шесть миллионов рублей. Представляете?!

А сыр мы никому отдать не можем. Он у нас не получался. В какой-то момент даже перестали варить.

 

 

— Технология была нарушена?

— Говорю же: качество молока плохое…

В общем, написал я открытое письмо, где предложил два варианта. Первый — подождать до лета, пока молоко станет лучше. И второй — закрываю проект, любым способом ищу средства, чтобы рассчитаться с долгами. Был готов, не знаю, почку продать, но оказалось, она не так дорого стоит, лишь шестьсот тысяч рублей. Меня это не спасало. Собирался идти в «Быстроденьги», под любые проценты занимать, лишь бы людям раздать.

Словом, нажал на рассылку и стал ждать реакции моих кредиторов. Повторяю, это главная ночь моей жизни. Читал и плакал. Люди писали: «Иди вперед, Олег!», «У тебя получится!», «Нам нужен российский сыр!», «Не смей сдаваться, мы в тебя верим!»

 

 

О выходе

 

 

— Фамилии этих людей знаете?

— Да. Можете пойти, почитать, они все на стене написаны. Те, кто не забрал деньги. Семьсот человек…

Я вдруг понял, чем русские отличаются от других народов. Мы не такие организованные, как немцы, не талантливые, как французы или итальянцы и не предприимчивые, как американцы. Это правда. А вот когда кругом враги, закрыться в крепости, сжечь посад или все сено, чтобы Наполеону не досталось, тут — да. Часть нашего характера!

Не могу словами выразить, но мы такие. Почувствовал той ночью. К утру собрал еще тысяч, наверное, сто пятьдесят рублей. Один мужик написал: «Я дважды разорялся, ничего страшного. Поднимешься!»

До меня дошло, что мы, отечественные производители, по-настоящему нужны людям. Они в нас поверили, и такой шанс нельзя упустить. После этого я чуть приободрился. Потом потихонечку начало все складываться.

 

 

Буквально через месяц совершенно случайно обнаружил швейцарца, который переехал в Калужскую область, чтобы заниматься производством молока. Их там была целая банда, четверо сумасшедших. Они купили советский коровник с семьюдесятью коровами, довели поголовье до двухсот, но не могли найти сбыт по хорошей цене. А я согласился платить, поскольку молоко было именно того качества, которое мне надо.

Потом я нашел почту Андрея Воробьева, губернатора Московской области, сделал селфи, написал письмо, пригласил в гости. И он мне ответил, сказал, что приедет. И смайлик поставил.

 

 

— Не обманул?

— Реально заглянул на огонек! Был март 2016-го, здесь говна по щиколотку, а он в туфлях… Говорю Воробьеву, что хочу на грант подавать. Он согласился: «Поддержим». В Московской области много мелких хозяйств, которые получают помощь по программе «Семейная ферма». Минсельхоз заточен, чтобы помогать маленьким, а не развивать агрохолдинги, — у нас их попросту некуда посадить.

 

 

Область еще раз деньгами поддержала, и мы стали строить ферму. Взяли вторую бытовку, где мама торговала сыром. Раньше она работала в 7-й детской больнице в Тушине, там случился пожар, мама открывала окно, чтобы девочки не задохнулись, оступилась, упала с подоконника, сломала позвоночник, получила инвалидность. Ее втихаря уволили на пенсию, дело замяли, информация о пожаре никуда не попала…

 

 

Словом, мама встала за прилавок. Я не просил, сама сказала: «Хочу помочь». Выпьет обезболивающих и работает. Ну а как иначе? Жить-то надо. Отец доски строгал, когда понадобились. Деньги я занял у всех, вплоть до брата и сестры. Женька на квартиру копила. Взял со словами: «В следующем году отдам». Но смог вернуть только в 2018-м, она недавно переехала.

И Пелагея стойко воспринимала тяготы лишения. Не выла, не висла на руках, помогала, с мамой торговала сыром. Очень ей признателен.

Общее дело сближает.

 

 

— А детей на кого оставляли?

— Сидели с бабушкой.

— Как зовут-то команду?

— Ефросинья, Варвара, Мария, Киприан.

 

 

О фестивале

 

 

— Когда почувствовали, что худшее позади, Олег?

— К августу 2016-го. Мы с коллегами-фермерами даже решили с размахом отметить вторую годовщину санкций. Это ведь наш праздник. Помните, как в анекдоте? «Хоронили тещу — порвали два баяна».

Собралось двадцать энтузиастов, готовых вместе с нами поучаствовать в ярмарке, привезти свою продукцию. Я написал на «Фейсбуке», что хочу устроить сырный фестиваль, позвал желающих. Смотрю, отозвались пятьсот человек. Ну, думаю, много, но ничего, переживем. Потом число выросло до полутора тысяч. Это уже плотненько, с трудом.

Тогда асфальта сюда еще не было, от Новой Риги шла обычная грунтовка. А накануне праздника газовщики и ее перекопали. По закону подлости… Вот реально! Будто им Обама заплатил. Или Трамп.

Короче, пробка возникла, хвост до шоссе растянулся. Людей приехало очень много, и через два часа сыр закончился. Не только у нас — у всех фермеров. А народ идет и идет. Буквально валит. Машины бросали и пешком шагали несколько километров. Один мужик сказал, что в последний раз такое видел в Дивеево, в очереди к мощам.

 

 

— А тут, значит, за сыром.

— Не за сыром! Его везде купить можно. Люди за другим шли. Они приехали поддержать нас, своих производителей, тех, кто на земле работает.

 А у меня опять депрессия. Позвал народ, а товаром обеспечить не смог. Многие остались недовольны. Особенно те, кто в пробке стоял. Я расстроился, сижу, грущу. Честное слово, запил бы, если бы бухал!

И тут — звонок: «Здравствуйте, это Алексей Немерюк, руководитель департамента торговли Москвы. Хотим провести сырную ярмарку в рамках фестиваля «Золотая осень». Ваши ошибки видели, поняли. Приезжайте, поговорим».

Сначала решил, кто-то прикалывается, чуть не послал. Оказалось, реально Немерюк. Помог с организацией, а я фермеров подтянул. И тогда бомбануло. За три дня — более ста тысяч посетителей. Рекордная явка! Было пятьдесят шесть сыроваров, продали пятьдесят три тонны сыра.

После этого при поддержке мэрии Москвы пошли сырные фестивали, межрегиональные ярмарки, где не перекупщики какие-то стояли, а реальные производители. И свой праздник мы решили проводить ежегодно, в 2019м триста фермеров-сыроваров участвовали, сто тридцать тысяч человек приехали. Несмотря на дождь и слякоть. Круто!

 

 

О Меркель

 

 

 

— Сколько сортов вы делаете?

— Сейчас варим десять. Так, наверное, и будет. Больше не сможем, технологически сложно.

 

 

— Долги раздали?

— Какое там! Даже домом никак не обзаведусь. Наш бригадир уже, а я только собираюсь. Участок купил, но дальше дело не идет. То коровник строим, то хранилище. Рубли постоянно нужны. Поэтому живем пока в доме бабушки Пелагеи.

Россельхозбанку вот должен кучу денег. Взял сто пятнадцать миллионов на погреб, чтобы было куда складывать сыр. Для предпринимателя жизнь в долг — это нормально. Во всем мире так устроено. Лишь бы кредитовали правильно. Когда начинал, ставка была 23 процента годовых в рублях, сейчас нам дают под 3-3,5 процента, хотя, знаю, некоторые умудряются брать даже под два процента. Очень им завидую…

 

 

— А почему у вас коза Меркель?

— Получила кличку из-за неоднократных попыток остановить программу локального импортозамещения и помешать подъему России с колен.

Это первое животное, которое я купил. Надо же было с чего-то начинать. Корова — дорого и сложно, а коза — в самый раз. Пелагея доила ее, холила-лелеяла, а та чуть не сорвала процесс строительства сыроварни. Сожрала проект здания. В буквальном смысле.

 

 

— Это как?

— Шел дождь, я сжалился и пустил козу в бытовку, потом ненадолго отлучился, а та, подгадав момент, съела проект. Совершила козью диверсию. Стройка встала на полтора дня.

Потом пыталась разбить стекла сыроварни, бодала рогами. Бегала за покупателями, распугивала, на меня нападала. За эти бесчинства и получила кличку Меркель.

 

 

О корнях

 

 

— А где в вашей фамилии, Олег, ударение ставить надо? На втором слоге или на последнем?

— Значения не имеет. Как больше нравится. Я предпочитаю на последнем.

По отцовской линии наши корни из Полтавской губернии. В начале девятнадцатого века по проводившейся тогда программе переселения мои предки переместились на Северный Кавказ. Мы даже карту нашли, как они ехали. По семейной легенде, остановились, когда кончилась горилка. Там и начали строить деревню Малые Ягуры. Ныне это Ставропольский край.

Прадед воевал в Первой конной армии у Семена Буденного. А ушел он в красные, когда его отца, моего прапрадеда, насмерть запороли белые. Прадед погиб в 1919-м году под Усть-Лабинском. Во время рейда под ним убили коня.

 

 

Дед служил с 1936 года, участвовал в польской кампании, в финской войне. Великую Отечественную начал в Бресте, вышел из окружения в декабре 1941-го, потом остался в Москве в комендатуре.

Мама родилась в бывшем спецпоселении в Красноярском крае. Моего прадеда с этой стороны раскулачили и в 1937-м расстреляли. Семья жила на границе Новосибирской области и Алтайского края, их перевезли из Сибири в Сибирь. Кто-то сгинул в лагере, умер от голода, другие дождались освобождения.

Типичная история для нашей страны. Но более всего род выкосила Великая Отечественная. Ни Первая мировая война, ни голод, ни репрессии столько потерь не принесли…

 

 

О монументе

 

 

Лишь бы санкции подольше не отменяли. Поэтому признателен демократам из конгресса и сената США. Отдельное спасибо европейским товарищам, поддерживающим санкционные шаги Америки.

Больше скажу: хочу поставить памятник тем, кто вводил санкции. Позолоченный. Да-да, официально заявляю! Если санкции продлятся десять лет, установим монумент пионерам введения западных санкций — Меркель, Обаме и Олланду.

Будут стоять в полный рост вот здесь, на парковке. И держать огромную головку русского сыра в руках…

 

 

Текст: Владимир Нордвик.

 

Loading