…- Петр Михайлыч, я непременно желаю выпить шампанского, — сказал Калинович.
— Шампанского-то?.. — проговорил старик. — Грех бы, сударь, разве для вашей радости и говенье нарушить?
— Я думаю, об этом всего лучше обратиться к вам, почтеннейшая Палагея Евграфовна, — отнесся Калинович к экономке, приготовлявшей на столе чайный прибор.
— К ней, к ней! — подтвердил Петр Михайлыч. — Добудь нам, командирша, бутылочку шампанского.
Калинович подал Палагее Евграфовне деньги и при этом случае пожал ей с улыбкою руку. Он никогда еще не был столько любезен с старою девицею, так что она даже покраснела.
— Да уж и об ужине кстати похлопочи, знаешь, этак кое-чего копчененького, — присовокупил Петр Михайлыч.
— Найдем что-нибудь, — отвечала Палагея Евграфовна и пошла хлопотать.
Часам к одиннадцати был готов ужин. Вместо кое-чего оказалось к нему приготовленными: маринованная щука, свежепросольная белужина под белым соусом, запеченный лещ, копченые селедки; и все это было расставлено в чрезвычайном порядке на большом круглом столе.
— Палагея Евграфовна приготовила нам решительно римский ужин, — сказал Калинович, желая еще раз сказать любезность экономке; и когда стали садиться за стол, непременно потребовал, чтоб она тоже села и не вскакивала. Вообще он был в очень хорошем расположении духа.
Перед лещом Петр Михайлыч, налив всем бокалы и произнеся торжественным тоном: «За здоровье нашего молодого, даровитого автора!» — выпил залпом. Настенька, сидевшая рядом с Калиновичем, взяла его руку, пожала и выпила тоже целый бокал. Капитан отпил половину, Палагея Евграфовна только прихлебнула. Петр Михайлыч заметил это и заставил их докончить. Капитан дохлебнул молча и разом; Палагея Евграфовна с расстановкой, говоря: «Ой будет, голова заболит», но допила.
— Позвольте и мне предложить мой тост, — сказал Калинович, вставая и наливая снова всем шампанского. — Здоровье одного из лучших знатоков русской литературы и первого моего литературного покровителя, — продолжал он, протягивая бокал к Петру Михайлычу, и они чокнулись. — Здоровье моего маленького друга! — обратился Калинович к Настеньке и поцеловал у ней руку.
Он в шутку часто при всех называл Настеньку своим маленьким другом.
— Здоровье храброго капитана, — присовокупил он, кланяясь Флегонту Михайлычу, — и ваше! — отнесся он к Палагее Евграфовне.
— Ура! — заключил Петр Михайлыч.
Все выпили…