Войдя в сад гостиницы, мы, по обыкновению, были встречены целой толпой гарсонов, и беспредельно было мое удивление, когда, всмотревшись пристально в гарсона, шедшего впереди всех, я узнал в нем… Струнникова.
Да, это был он. С удивительной ловкостью играл он салфеткой, перебрасывая ее с руки на руку; черный, с чужого плеча и потертый по швам фрак, с нумером в петлице, вместо ордена.
Я, впрочем, не поверил бы глазам своим, если бы он сам не убедил меня, что с моей стороны нет ошибки, — воскликнув на чистейшем русском диалекте:
— Узнали, небось! да, он самый и есть!
— Батюшка! Федор Васильич! неужто вы?! — воскликнул я в свою очередь.
— Он самый. Господа! милости просим кушать ко мне! вот мое отделение — там, — пригласил он нас, указывая на довольно отдаленный угол сада.
Разумеется, мы последовали за ним.
— Теперь я вам, господа, menu raisonй [продуманное меню (фр.).] составлю. Вам какой обед? в средних ценах?
— Да, средний.
— Можно. Potage Julienne… [Суп жюльен (фр.).] идет? На второе что? Хотите piиce de rйsistance [большой кусок мяса (фр.).] или с рыбы начать?
— Лучше с рыбы, не так обременительно.
— Ну, sole au gratin. [камбала в сухарях (фр.).]«Соль» свежая, сегодня только из Парижа привезли. А на жаркое — canard de Dijon [дижонская утка (фр.).] или пуле?..
— Утку! утку!
— На пирожное — разумеется, мороженое. Вино какое будете пить? Понтй-Канй… рекомендую! Ну, а теперь спешу!
Живо мы пообедали. Он служил расторопно и, несмотря на немолодые лета, как муха летал из сада в ресторан и обратно, ничего не уронив. Когда подали кофе, мы усадили его с собой и, разумеется, приступили с расспросами.
— Все обошлось как по-писаному, — поведал он нам. — Прослышал я, что судить меня хотят, думаю: нет, брат, это уж дудки! Продали мы серебро да Сашины брильянтики, выправили заграничный паспорт — и удрали. Денег в руках собралось около двадцати тысяч франков. Разумеется, первым делом в Париж. Остановились в Grand-Hфtel’e — куда обедать идти? Надо чести французам приписать — хорошо кормят. Только ходили мы таким манером по ресторанам да по театрам месяца три — смотрим, а у нас уж денег на донышке осталось. Стали мы себя сокращать, из Гранд-Отеля к «Мадлене» в chambres meublйes [меблированные комнаты (фр.).] перебрались; вместо Cafй Anglais начали к Дюрану ходить; тоже недурной ресторан, и тем выгоден, что там за пять франков можно целый обед получить. Ходим каждый день, платим исправно; я, с своей стороны, стараюсь внимание хозяина на себя обратить. Подойду после обеда и начну рассказывать, какие у нас в России кушанья готовят. Вижу, что человек с толком, даже ботвинью понял: можно бы, говорит, вместо осетрины тюрбо в дело употребить, только вот квасу никаким манером добыть нельзя. Пожуировали таким родом еще с месяц — видим, совсем мат. Тогда я решился. Собрался утром пораньше, когда еще публики мало, и, не говоря худого слова, прямо к Дюрану. Так и так, говорю, не можете ли вы меня в ресторан гарсоном определить? Он, знаете, глаза на меня выпучил, думал, что я с ума спятил. Как, говорит, un boyard russe! [русский барин (фр.).] Да, говорю, был boyard russe, да весь вышел. А теперь, говорю, пропадать приходится. Выслушал он меня, видит, что я дело смыслю, толк из меня будет, — и принял участие. «У себя, — говорит, — я вам ничего предоставить не могу, а есть у меня родственник, который в Ницце ресторан содержит, так я с ним спишусь». И точно, дня через четыре получается из Ниццы резолюция: ехать мне туда в качестве гарсона.
— А помните, как вы, бывало, официантам посвистывали?
— Было время, и посвистывал. А теперь сам держу ухо востро, не послышится ли где: pst! pst!
— Но что же вам за охота в такую трущобу, как Эвиан, забираться?
— Недурно и тут. Русских везде много, а с тех пор как узнали, что бывший предводитель в гарсонах здесь служит, так нарочно смотреть ездить начали. Даже англичане любопытствуют.
— Положение у вас хорошее?
— Положение среднее. Жалованье маленькое, за битую посуду больше заплатишь. Пурбуарами (чаевыми. ред.) живем. Дай Бог здоровья, русские господа не забывают.
— А насчет еды как?
— И насчет еды… Разумеется, остатками питаемся. Вот вы давеча крылышко утки оставили, другой — ножку пуле на тарелке сдаст; это уж мое. Посхлынет публика — я сяду в уголку и поем…
Словом сказать, мы целый час провели и не заметили, как время прошло. К сожалению, раздалось призывное: pst! — и Струнников стремительно вскочил и исчез…