…- От пансиона сегодня мы отказались, и нас сейчас дома с обедом поджидает Надюша. Нам следует ускорить шаги. По словам Надюши, опоздание к обеду равносильно карманной краже. Краже времени у хозяйки дома. А для мужчин нет ничего позорнее, как обворовывать женщину!
Они опоздали немного. Стол был уже накрыт, в квартире приятно пахло корицей и лавровым листом. Крупская встретила их немым покачиванием головы. Дубровинский принялся извиняться, а Ленин, хитренько подмигивая из-за спины Надежды Константиновны, показывал ему жестами, как тот, дескать, залезает в чужой карман. Но тут же присоединился к Дубровинскому и сказал, что полностью всю вину за опоздание принимает на себя, потому что, увлекшись разговорами, забыл совершенно о соловье, которого баснями не кормят.
Он взял под руку Дубровинского и повел к столу. Выбрал для него место поудобнее, посадил, а сам удалился на кухню, помогать жене.
— Иосиф Федорович, — крикнула из кухни Крупская, — будьте добры, сдвиньте со средины стола блюдо с хлебом, туда мы сейчас водрузим суп.
И появилась, неся прихваченную полотенцем через ушки дымящуюся ароматным паром кастрюлю.
— Обед у нас сегодня из пяти блюд, — торжественно объявила Надежда Константиновна, готовясь разливать суп в тарелки. — Вначале, как полагается, закуска. Она мысленная. На выбор. Соответственно избалованным вкусам каждого: семга с лимоном, паюсная икра, ветчина, яйцо под майонезом, холодный гусь или устрицы. Вообразили?
— Мне хочется горькой редьки, — заявил Дубровинский. — Владимиру Ильичу она порядком надоела, а я к ней должен привыкать.
— Браво, Иосиф Федорович! — хлопнул в ладоши Ленин. — Но в таком случае из солидарности я обязан составить вам компанию.
— Ну-у, — разочарованно протянула Крупская, — а я-то старалась! Даже как-то неловко теперь мне брать для себя не только устрицы, а самую обыкновенную ветчину. Разве уж маленький-маленький кусочек. — Она сделала вид, будто аппетитно закусывает. — А теперь я наливаю суп. Вполне реальный. Он с мясом, но без мяса. Потому что мясо из супа будет вам подано на второе, а с учетом мысленно съеденной закуски — на третье. Четвертым будут макароны с маслом, если вы не потребуете присоединить их как гарнир ко второму, которое третье. И наконец, на пятое я предлагаю простоквашу с корицей и сахаром. Итак, милости просим, кушайте и нахваливайте!
— Прекрасно! — отозвался Владимир Ильич, приступая к еде. Суп ему и в самом деле понравился. Особенно после долгой прогулки на свежем воздухе.
— Очень вкусно, — подтвердил и Дубровинский.
Надежда Константиновна загадочно улыбнулась. Но, убедившись в том, что в словах Владимира Ильича и Дубровинского нет никакого лукавства, что их похвалы совершенно искренни, она открылась:
— А знаете, незадолго до вас заходил Александр Александрович. Я пригласила остаться на обед, разговор происходил на кухне, и надо же было видеть выражение его лица, когда он понял, что его ожидает! Он сказал: «Извините, Надежда Константиновна, но у нас дома Наталья Богдановна тоже готовит обед». А я не стерпела намека, договорила: «…и он, конечно, как всегда, лучше вашего!» Александр Александрович расфыркался и убежал, потому что я зацепила его под ребро. Он ведь любит поесть изысканно.
— Да, такую слабость за ним я еще в Куоккала замечал, — сказал Дубровинский. — А я, например, в этих самых разносолах ничего не смыслю.
— Что же касается меня, так после тюрьмы только Надюша с Елизаветой Васильевной и поставили меня на ноги, — добавил Ленин. — Ем теперь лишь то, что они прикажут. А это всегда бывает вкусно…
