— …Как, однако, свежо на дворе! — сказал гость. — Я хожу ведь пешком: доктор велел; нельзя, знаете, без моциону, — такие уж лета; чего доброго, пожалуй, и удар хватит.
— Так на дворе, вы изволите говорить, холодно?
— Весьма свежо. Я так, знаете, прозяб, что даже и теперь не могу согреться.
— Не прикажете ли чаю, или кофе?
— Нет-с, благодарю покорно: то и другое мне строжайше запрещено доктором. Рюмку водки, если есть, позвольте!
— Ах, пожалуйста! — сказал хозяин и вышел, чтоб попросить у Татьяны Ивановны для гостя водки. Девица Замшева тотчас захлопотала.
— Дайте водочки, почтеннейшая, да нет ли графинчика получше, да и закусить чего-нибудь — сыру или сельдей, и, знаете, подайте понаряднее: на поднос велите постлать салфетку и хлеб нарезать и разложить покрасивее.
— Знаю, Сергей Петрович, знаю. Уж не беспокойтесь. Велю подать водки, миног, сыру и колбасы; да не худо бы винца какого-нибудь?
— Очень хорошо и винца — рубля в полтора серебром бутылку, — отвечал Хозаров. — Ах вы, милейшая моя хозяюшка! — говорил он, трепля ее по плечу.
— То-то и есть, — отвечала Татьяна Ивановна, — дай вам бог другую нажить такую. Вот посмотрим, как-то вы отблагодарите меня, как женитесь.
— Тысячу рублей подарю вам, — отвечал Сергей Петрович.
— Хорошо, посмотрим, — отвечала хозяйка и побежала хлопотать о закуске.
Хозаров между тем возвратился к гостю, который закурил уже другую трубку и, развалясь на диване, пускал мастерские кольца.
— Извините меня, — сказал хозяин, — я захлопотался. Вот наша холостая жизнь: вообразите себе, двое у меня людей в горнице, и ни одного налицо нет, так что принужден был просить подать завтрак хозяйскую девушку.
— Это часто случается и у нас; у меня вот здесь немного людей, а в деревне их человек пятнадцать, а случается иногда, что даже по целому дню трубки некому приготовить.
В это время Марфа, одетая по распоряжению Татьяны Ивановны в новое ситцевое платье, принесла закуску, водку и вино.
— Прошу покорнейше, — сказал хозяин.
— А я вас прошу не беспокоиться: распоряжусь, — отвечал гость и залпом выпил рюмку водки, закусив миногою.
— Прекрасная закуска эти миноги! И кисловато и приятно, — сказал он, прожевав кусок. — Говорят, это маленькие змеи?
— Не знаю. Не прикажете ли винца?
— Нет, позвольте мне еще рюмку водки: все как-то не могу хорошенько согреться! Это штриттеровская?
— Нет, домашняя.
— Скажите, какая прекрасная, — заметил гость, закусывая сыром. — Теперь можно трубки покурить и винца потом выпить, — проговорил он и, закурив трубку, хотел было налить себе в рюмку.
— Не прикажете ли лучше в стакан? Это вино совестно пить рюмками, — сказал хозяин, желавший угостить гостя и заметив, что сей последний не не любит выпить.
— Не много ли будет стаканчиками? — сказал гость, выпив рюмку. — Вы сами не кушаете; надобно начинать ведь с хозяина.
— А вот я и сам выпью, — сказал тот, налив стакан и ставя его перед Ступицыным, а себе рюмку.
Антон Федотыч пришел в совершенно блаженное состояние от такого любезного приема…
