…Одно из качеств, неизменно восхищающее нас во французах, — это их готовность поддержать талантливого повара, как бы далеко ни находилась его кухня. Качество блюд для них важнее личных удобств, и ради того, чтобы хорошо поесть, они безропотно едут час и даже больше, исходя по дороге слюной. Таким образом, хороший кулинар имеет шанс преуспеть, даже если судьба забросит его в самое неподходящее место. Ресторан, в который мы сейчас направлялись, находился в такой дыре, что первый раз, чтобы отыскать его, нам потребовалась карта.
Свернув с главной дороги, мы обнаружили, что на маленькой парковке у ресторана почти не осталось свободных мест, причем половина их была занята тремя лошадьми, привязанными к бамперу древнего «ситроена». Столы и стулья были расставлены вдоль стены старого амбара, и мы ясно слышали доносящийся из кухни перестук кусочков льда, высыпаемых в ведерко.
Шеф-повар Морис вышел нам навстречу с четырьмя бокалами «шампанского с персиками» и пригласил в амбар полюбоваться своим новым приобретением — большим открытым экипажем с деревянными колесами и скрипучими кожаными сиденьями. Морис собирался устраивать на нем экскурсии по Люберону и по дороге, bien sûr, завозить туристов в свой ресторан, чтобы перекусить. Как нам эта идея? А мы сами хотели бы поехать? Ну конечно, хотели бы! Он застенчиво улыбнулся и поспешил обратно к плите.
Морис был поваром-самоучкой, совершенно лишенным честолюбивого желания прославиться на всю Францию. Все, чего он хотел, — это зарабатывать достаточно, для того чтобы жить в долине и содержать нескольких лошадей. Своим успехом его ресторан был обязан простой, недорогой и вкусной пище, а не полетам гастрономической фантазии, которые сам Морис называл «cuisine snob».
Морис предлагал своим клиентам только один вариант ланча за сто десять франков. Девчушка, помогавшая в зале по воскресеньям, принесла большой плетеный поднос и поставила его в центр стола. Мы насчитали четырнадцать видов hors d’oeuvres (закусок), артишоки, крошечные сардинки, зажаренные в сливочном масле, ароматный tabouleh (восточный салат, закуска. Основными ингредиентами являются булгур и мелко порубленная зелень петрушки), треска под белым соусом, маринованные грибы, кальмары, tapenade (густой соус (паста) прованской кухни из оливок, анчоусов и «тапен» (каперсов на прованском языке), маленькие луковички в свежем томатном соусе, сельдерей и турецкий горох, редис и помидоры-черри, холодные мидии. Поверх всего этого богатства были наложены толстые куски паштета, маринованные корнишоны, блюдечки с оливками, холодные жареные перцы и хлеб с хрустящей коричневой корочкой. В ведерке со льдом охлаждалось белое вино, бутылку красного Шатонеф-дю-Пап открыли и поставили в тенек «подышать».
Все остальные клиенты, французы из соседних деревень, оделись ради воскресного дня в чистые «парадные» костюмы, и две приезжие пары в яркой и дорогой одежде казались на их фоне экзотическими чужаками. Три поколения одного семейства, занявшие большой стол в углу, с верхом наполнили свои тарелки и пожелали друг другу bon appétit. Шестилетний малыш, демонстрируя несомненные задатки будущего гурмана, заявил, что этот паштет нравится ему гораздо больше, чем тот, что готовят дома, и осведомился у бабушки о вкусе вина. У его стула сидела пришедшая с семейством собака, как и все собаки отлично знающая, что дети роняют на пол больше еды, чем взрослые.
Мы отдали должное закускам, и нам принесли горячее: розовые ломтики баранины, приготовленной с целыми головками чеснока, и гарнир из зеленой фасоли и золотистых картофельных galette (лепешек). К мясу по бокалам разлили Шатонеф-дю-Пап — темное и крепкое вино «с плечами», как выразился Морис. Мы без особого сожаления распростились с мечтой об активном отдыхе и начали тянуть спички, чтобы решить, кому достанется плавучее кресло Бернара.
Потом подали сыр из Банона — влажный, обернутый в виноградные листья, и, наконец, десерт, на самом деле объединивший три десерта: лимонное sorbet, шоколадный торт и crème anglaise — все в одной тарелке. Кофе. Стаканчик marc (французский алкогольный напиток, производящийся из оставшихся от основного производства вина кожицы и семечек винограда) из Жигонды. Счастливый, удовлетворенный вздох. Где еще в мире, восхищались наши друзья, можно так вкусно поесть в такой расслабленной и непринужденной обстановке? Может, только в Италии, но более — нигде.
Они привыкли к лондонским ресторанам с их дизайнерскими интерьерами, претенциозной пищей и головокружительными ценами. Тарелка пасты в Мейфэре, жаловались они, стоит больше, чем весь наш ланч. Ну почему в Лондоне невозможно поесть вкусно и дешево? Исполненные послеобеденной мудростью, мы пришли к выводу, что, поскольку англичане ходят по ресторанам гораздо реже, чем французы, они желают, чтобы их не только насытили, но и впечатлили: чтобы вино приносили в плетеной корзиночке, чтобы подавались миски для полоскания пальцев, чтобы меню длиной напоминало небольшой роман, а счетом можно было хвастаться перед знакомыми.
К нам подошел Морис и спросил, как нам понравилось у него в ресторане. Он присел за наш столик и на листке бумаги в столбик сложил несколько цифр. «La douloureuse» (болезненно), — вздохнул он, пододвигая бумажку ко мне. С нас причиталось шестьсот пятьдесят франков — во столько в Англии обошелся бы ланч на двоих.
Один из наших друзей спросил Мориса, не подумывал ли он о том, чтобы перебраться в какое-нибудь место пооживленнее: в Авиньон или даже в Менерб. Тот покачал головой: «Мне и здесь хорошо». Он добавил, что рассчитывает проработать здесь еще по крайней мере лет двадцать пять, а мы выразили надежду, что и тогда у нас хватит сил доковылять сюда и отведать его замечательных блюд…
