…Наутрие, встав рано и проехав еще ночью Рановы Верхи и славное и любимое мною село Муравеино, приехали мы кормить лошадей и обедать в село Никольское, находящееся уже недалеко от Раненбурга, или, по тамошнему наречию, Анбура.
Тут не нарочно остановились мы подле двора священника сего села, человека доброго и на нашу руку. Я тотчас с ним спознакомился, и рюмка водки свела у нас с ним в один миг дружбу. Поп мой сделался тотчас рассыпным, несет ко мне и хлеб, и квас, и тарелку яблок, а всего лучше, достал мне к чаю молоко.
Я попотчевал его чашкою пунша, и поп мой был тем крайне доволен; звал меня погулять в свой сад, который был у него изрядный. И как на одной яблоне были еще прекрасные зимовые яблоки, то стряс их для меня несколько. Словом, не поп, а друг задушевный; а мне такой друг на дороге был и надобен. Теперь отдыхает он от излишней рюмочки, а без того не имел бы я времени сего написать. Не знаю, увидимся ли мы с ним или нет.
18 сентября писал я следующее: «Знаете ли, откуда я сие пишу? За 20 верст уже от Козлова, сидючи в харчевне, довольно изрядной и называемой Хобот. Тут кормим мы лошадей, и я теперь только с товарищем моим пообедал.
Обед у нас был в сей раз нимало не похожий на дорожный: горячая ветчина, яйца всмятку, окрошка, щи с говядиной и цыпленком и такие, что лучше требовать не можно, и наконец битое говяжье мясо на сковороде с уксусом. Не довольно ли кушанья? Право, хоть бы и деткам нашим! а особливо в таком месте, где, кроме одной избы, ничего нет.
Но, по счастию, так случилось, что харчевня сия все имела. Мы могли достать и к чаю молоко и все прочее, а для десерта была у нас спелая брусника, куманика {Ежевика.} и хороший арбуз. Вот как мы прохладно едем…
