…На пароходе была кухня и был повар Иван Михайлович, сухощавый, благообразный старичок, ходивший в белом халате и белом колпаке. Человек он был крайне угрюмый и признавал только одни обязанности.
— Я-с обязан накормить команду, — строго говорил он пассажиру, пытавшемуся получить у него обед, — а вы обязаны о себе сами заботиться. Пожалуйте провизию, — я должен ее изготовить, а запасаться провиантом эго уже ваша-с личная обязанность.
— Да где же я ее возьму, провизию? — вскипал голодный пассажир.
— Будет остановка и берите-с.
— Да когда ж она будет? Едем, едем, точно по океану. Когда она будет?
— Завтрашний день-с.
— Да я с голоду подохну! Что за безобразие!
На это Иван Михайлович спокойно пожимал плечами.
— Что ж делать-с, граманжа пуста, — указывал он на запертый чулан с лаконической вывеской «Граманжа». — Обязаны сами о себе заботиться. Кипятку, извольте-с, дам, — говорит он в утешение.
Проморив пассажиров за первые сутки, он достиг того, что все начали ежедневно вступать с ним в ласковые переговоры и вежливо просить о себе позаботиться.
— Уж, пожалуйста, Иван Михайлович, на завтра мне супцу оставьте… немного… тарелочку. Потом еще чего-нибудь на мою долю купите… Что найдете.. все равно. Я все люблю.
И вот, наконец, «Сокол» остановился. окружные жители успели принести сюда кто что мог. Остяки-рыболовы привезли в челноках стерлядей и нельмы, бабы захватили хлеба, ватрушек и молока, мальчишки притащили уток и огурцов, девочки — яиц и ягод, а старики домашней браги в берестовых бураках.
После долгого ненастья к вечеру погода переменилась, и когда «Сокол» тронулся в путь, ветер уже затих, стало тепло и ясно, и пассажиры вышли на палубу. Их было всего четверо: молодой семинарист, ехавший в Москву в университет, старый чиновник с кокардой, учитель и турист — иностранец, говоривший свободно по-русски. К ним подошел капитан, стал рассказывать туристу об Иртыше, об инородцах — и разговор вскоре сделался общим.
— Не желаете ли сегодня на палубе поужинать? — ласково спросил Иван Михайлович, подходя к капитану. — Ишь господь какую благодать посылает, добавил он, указывая на берег и на небо и нюхая чистый речной воздух. Очень хорошую нельму приобрел по вашему поручению и сливок хороших… Могу бламанже предложить.
Капитан хотел что-то ответить, но в это время на палубу вбежал офицер; вид у него был возбужденный, глаза растерянные.
— Иван Михайлович! — обратился он прямо к повару. — Голубчик! Случилось несчастие!
— Что такое-с? — забеспокоился тот.
— Водка вся вышла!
Они глядели молча друг другу в глаза, как бы желая проникнуть один другому в самую душу. Затем Иван Михайлович пожал плечами и проговорил обычным угрюмым тоном, сразу утратив свое недавнее добродушие:
— Не обязан об этом беспокоиться.
— Знаю, милый. Но нет ли бутылочки?
— Спиртного не держу и держать не имею в виду-с. Бламанже могу предложить.
— Ну, дорогой мой… Иван Михайлович! — продолжал умолять офицер. Вместо блян-манже дайте мне блянбуар!
Но Иван Михайлович, пристально поглядев на взлохмаченную голову офицера, на его просительно протянутые руки, ответил решительным тоном:
— Сам не пью-с и вам не посоветую.
И с этими словами, искоса поклонившись, он ушел вниз…
